— Ах, так ты вернулся? Тогда один совет: не суетись.
Я хотела, чтобы он рассердился и стал орать на меня. Тогда бы Эдит его через стенку услышала. Так и получилось. Она вошла в комнату и вместо приветствия набросилась на него.
— Что ты кричишь? Если ты пришел за своими вещами, забирай и сматывайся.
— Что это значит, Диду?
— Никаких Диду, ни Диди, ни Эдит. С меня хватит. Сыта по горло. А ты что тут делаешь, Симона? Нечего тебе слушать. Мотай за стенку.
Реймон уцепился:
— А что там за стенкой?
— Комната Симоны, а что? Это тебя касается?
— Еще бы! У нее теперь отдельная комната? Вы вместе не спите?
— Послушай, я тебя не спрашиваю, с кем ты спишь! Ты уехал, скатертью дорога!
— Меня призвали в армию!
— Ну и оставайся в ней! Во всяком случае, отсюда катись! Тебе здесь делать нечего!
Когда я выходила, от крика звенело в ушах.
Поль спросил меня:
— Это Реймон Ассо?
— А разве не слышно?
— Да, несколько излишне громко.
Через некоторое время Поль оделся и ушел. Одним стало меньше.
Они ссорились целый час. Потом в соседней комнате стало тише. Я слышала, как Эдит плакала и говорила голоском маленькой девочки:
— Ты поверь, Реймон, тебе досталось лучшее, что во мне есть. Ты навсегда останешься для меня близким человеком. Я тебя никогда не забуду.
— И все-таки, девочка, ты не должна была так со мной поступать. Ведь я был в армии.
Мне был жаль Реймона. Я ставила себя на его место. Не так весело прибыть в увольнение и застать жену с другим в своей же постели. Теперь они говорили совсем тихо. Он, вероятно, давал ей последние наставления в отношении ее профессии.
Я задремала, как вдруг дверь распахнулась. На пороге стоял Реймон.
— Ты довольна? Добилась своего?
Я зажмурилась, раздался звук, но не пощечины, а захлопнутой двери.
Впоследствии они снова встречались и стали добрыми друзьями. Но если Эдит держалась как ни в чем не бывало, Реймон не мог с ней быть прежним. Он чувствовал, что для нее он только автор песен, которые она либо берет, либо отвергает.
В тот день, когда он ушел, у меня сжалось сердце — ведь все-таки была война… и его могли убить!
Он умер двадцать девять лет спустя, в 1968 году, через пять лет после смерти Эдит, почти день в день. Это произошло в больнице, на шестьдесят девятом году жизни. Последнее, что он написал дрожащей рукой, было предисловие к только что вышедшей пластинке Эдит с неиздававшейся до сих пор песней «Человек из Берлина». Он снова занимался делами своей «девочки». За несколько часов до того, как уйти навсегда, Реймон продолжал говорить о ней с теми, кто был возле него: «Эдит всегда меня просила: «Никогда не оставляй меня одну!»
