Как Реймону удалось? Он нам ничего не рассказал. Поскольку Эдит все это было неприятно, она предпочла не расспрашивать. Единственное, что она сказала в этой связи:
— Смотри-ка, Момона, а Реймон-то — настоящий мужчина. Надо кое-что иметь, чтобы это сделать.
Не зря он когда-то служил в Иностранном легионе! Он это доказал, разогнав весь бордель: котов, Лулу с Монмартра, толстую Фреэль. Дорога открыта! У него была магическая фраза. Если кто-то пытался поднять на него руку, его голубые глаза становились узкими и он сквозь зубы бросал: «Терпеть не могу чужого прикосновения». Когда я впервые услышала эти слова, я задрожала. Очевидно, такое же впечатление они производили и на других.
То, что Эдит испытывала к Реймону, не было любовью-страстью. Она ему верила. Он был ей необходим, она не могла обойтись без него. Интуиция подсказывала ей, что Реймон — единственный, кто может вырвать ее из мира Пигаль.
Ассо был первым мужчиной из тех, кого знала Эдит, у которого были иные интересы, кроме желания выпить, погулять или заняться любовью. Достаточно было взглянуть на него, чтобы это понять. Он не был ни очень красив, ни очень молод, но то, чем он обладал, было значительно больше, Эдит в нем не ошиблась.
Я предчувствовала, что чисткой дело не кончится, и потому боялась за себя и за Мадлену. Я хорошо знала Эдит и не ошиблась. Чем-то ей надо было занимать вечера и ночи. Теперь, когда она осталась одна, Реймон стал ей нужен безраздельно.
В это время Мадлена начала устраивать сцены. Она прогадала, так как Эдит только этого и ждала. С дружбой было покончено. Эдит не стеснялась:
— Реймон, передай своей жене, что с меня хватит!
— Потерпи, Эдит.
— Ты всех разогнал, я осталась одна, так расстанься же с Мадленой, иначе я брошу все, и тебя в первую очередь.
Реймон глубоко любил Эдит. Он любил ее, как свою жену, как свое творение и как своего ребенка, но понимал, что ничто не может удержать Эдит. Победы, правда, он еще не добился, хотя знал, что она близка, он ощущал ее тепло в своей руке, как ощущал тепло своей трубки. Он знал, что держит ее и уже не выпустит из рук.
Со мной у него были старые счеты. Я ему мешала, значит, меня тоже надо было убрать. У нас с ним возникали стычки по любому поводу, даже из-за песен. Пользуясь тем, что я когда-то что-то рассказала ему, подсказала мысль, как это было с улицей Пигаль, я, не стесняясь, говорила: «А, по-моему, это не годится… Я бы на твоем месте сказала так…»
