А когда голодных толпы к житницам пришли
И домой мешки с пшеницей царской унесли,
Шах зерно в чужих владеньях закупить велел
И закупленное снова раздавать велел.
Он усердствовал, сокровищ древних не щадя,
Милости он сыпал гуще вешнего дождя.
Хоть подряд четыре года землю недород
Посещал, зерно от шаха получал народ.
Так в беде он истым Кеем стал в своих делах,
И о нем судили люди: «Подлинный он шах!»
Так избыл народ Ирана горе злых годин;
Все ж голодной смертью умер человек один.
Из-за этого бедняги шах Бахрам скорбел,
Как поток, зимой замерзший, дух в нем онемел,
И, подняв лицо, Яздана стал он призывать,
И о милости Яздана стал он умолять:
«Пищу ты даруешь твари всяческой земной!
Разве я могу сравняться щедростью с тобой?
Ты своей рукой величье малому даешь,
Ты величью истребленье и паденье шлешь.
Как бы я ни тщился, хлеба в житницах моих
Недостанет, чтоб газелей накормить степных,
Только ты — победоносной волею своей
— Кормишь всех тобой хранимых — тварей и людей.
Коль голодной смертью умер человек один,
То поверь, я неповинен в этом, властелин!
Я не ведал, что бедняга жил в такой нужде,
А теперь узнал, но поздно, не помочь беде».
Так молил Бахрам Яздана, чтобы грех простил,
И Бахраму некий тайный голос возвестил:
«За твое великодушье небом ты прощен,
И в стране твоей отныне голод прекращен.
Да! Подряд четыре года хлеб ваш погибал,
Ты ж свои запасы людям щедро раздавал,
Но четыре года счастья будет вам теперь,
Ни нужда, ни смерть не будут к вам стучаться в дверь!»
И четыре круглых года, как сказал Яздан,
Благоденствовал и смерти не видал Иран.
Счастлив шах, что добротою край свой одарил
И от хижин смерть и голод лютый удалил.
Люди новые рождались. Множился народ.
Скажешь: не было расхода, был один доход.
Умножалось населенье. Радостно, когда
Строятся дома; обильны, людны города.
Дом за домом в эту пору всюду возникал,
Кровлею к соседней кровле плотно примыкал.
Если б в Исфахан из Рея двинулся слепец,
Сам по кровлям он пришел бы к целям наконец.
Если это непонятно будет в наши дни,
Ты, читатель, летописца — не меня — вини.
Народился люд, явилось много новых ртов,
Пропитанья было больше все ж, чем едоков.
На горах, в долинах люди обрели покой,
Радость и веселье снова потекли рекой.
На пирах, фарсанга на два выстроившись в ряд,
Пели чанги и рубабы и звучал барбат.
Что ни день — то, будто праздник, улица шумна.
Возле каждого арыка был бассейн вина.
Каждый пил и веселился, брань и меч забыл,
И, кольчугу сняв, одежды шелковые шил.
