Один из этих его приятелей уставился прямо мне в глаза и с кривоватой улыбкой на физиономии неодобрительно кивает головой. Таня тоже обернулась, увидела его взгляд и испуганно сжала мою ладонь.
— Костя, пойдем отсюда, а? — жалобно попросила она.
Как объяснить следующие свои действия, я не знаю. Ведь ясно же было, что один против шестерых здоровых мордоворотов я не проживу и минуты. Так какого же хрена тогда было лезть на рожон?! Ну, тихонечко вышли бы через черный ход, сели бы в такси и отвалили домой. Может быть, все обошлось бы тихо и спокойно.
Не могу сказать, что мне захотелось вдруг покрасоваться перед Танькой. Нет, хотелось, конечно. В глубине души хотелось и покрасоваться, но не в гробу. Черт меня знает, почему я вдруг высвободил свою ладонь из Таниных дрожащих пальцев, сжал ее в кулак и, выставив вверх средний палец, резким жестом выбросил данную конструкцию по направлению к столику, где сидела вся эта компания.
Я услышал, как испуганно охнула Таня, и увидел, как удивленно вытягиваются лица всех приятелей «танцора».
Когда не можешь найти объяснения какому-либо своему поступку, начинаешь чувствовать себя полнейшим мудаком. А чувствовать себя таковым мне абсолютно не хотелось. Так что объяснение своему жесту я все-таки нашел. То есть не объяснение даже, а оправдание. Этакая своеобразная защитная реакция организма — попытка оправдать свой идиотский поступок.
Только сформулировать это оправдание мне в тот момент не удалось. Потому что оно лежало где-то за границей обычной логики. Оно основывалось на ощущениях и знании того, что ощущения эти верны.
Помните, как я возмутился тем, что тот гипнотизер осмелился задавать мне вопросы? Я и сам не понимал тогда, что, собственно говоря, меня взбесило. Но в одном я был уверен твердо: никто не имеет права так со мной разговаривать! Потому что я…
Я… Я не такой, как все… Я чем-то отличаюсь от остальных людей. И это отличие давало мне право ставить себя выше всего остального человечества. Но это все не мои слова… Это слова тех, кто… такой же, как и я… Тех, кто обладает тем же самым преимуществом перед остальными людьми…
Я обернулся к Тане и внезапно почувствовал растерянность. Мне на миг показалось, что рядом со мной находится (должна была находиться!..) совсем другая женщина. И слова эти должны принадлежать именно ей. Это ее жизненная позиция, лейтмотив всех ее поступков.
Но рядом со мной сидела Таня — испуганная и встревоженная. Таня, а не какая-то иная, неизвестная мне (позабытая мной?..) женщина. И моя Таня была до смерти напугана всем происходящим.
