- Что еще?! - старший сержант выхватил пистолет. От жуткого предчувствия смерти внутри похолодело.
- Т-там, - запинаясь, сказал Шевчук и указал подрагивающим колом на непонятную кучу, лежащую в пятне пробивающегося сквозь ветки лунного света.
- Тряпь? какое-то... - фыркнул Гармаш, освободившись от наваждения, порожденного знанием истории и видом мертвого капитана. Глаза, так сказать, не видят и душа, следовательно, не болит. - И кости. Вчерашние, наверное...
- Ой! - тихо взвизгнул Роман и отступил за его спину. - Оно дергается...
- Странная какая-то кучка, - подтвердил его реакцию Булка и шагнул вперед, чтобы рассмотреть поближе.
И тут по их натянутым нервам из кустов ударил душераздирающий скул.
Тонкий, жалобный и протяжный он проникал в мозг, как нож в масло. Булку еще раз посетило отчетливое ощущение присутствия рядом с ним старухи с косой.
- Ромка, дай палку, - он протянул руку.
Тот неохотно расстался со своим сегодняшним талисманом.
Ступая на цыпочках, Булка подошел к кустам. Изматывающий звук издавали лохматые корчащиеся клубки. Колом он выкатил один себе под ноги и остолбенел.
Собачонка уже скулила тихо-тихо, дрожа нижней челюстью, а ее живот набухал прямо на глазах, словно там зрел фурункул. Кожа истончалась до полной прозрачности и лопнула противно. Наружу вывалился розовый, как младенец, кусок мяса, перепачканный слизью и ошметками собачьих внутренностей.
Булка даже не заметил, как вой окончательно стих и из кустов к куче тряпья поползли такие же зародыши. Как ни странно, но первым опомнился Шевчук. Подбежав, он вырвал из рук старшего сержанта кол и замахнулся, искупая вспышку панического страха, испытанного им в церкви.
Неожиданно услышанный за спиной сдавленный звук заставил его обернуться. К нему делал шаг навстречу обезглавленный Васька. Его оторванная голова не спеша, будто в замедленной съемке, отлетала в сторону. Самым жутким было то, что она все еще недоуменно моргала.
Из груди Романа вырвался вопль, от которого Булка пришел в себя. Пистолет начал плеваться огнем по безглазой и безногой плоти, не обращавшей, впрочем, на пули никакого внимания.
Шевчук попятился и тут на него сверху, используя плечи падающего Гармаша, как трамплин, обрушилась волчица. Скорее по недоразумению, чем по какой-либо иной причине, осиновый кол, инстинктивно выставленный Романом над собой, с хрустом пробил ее сердце.
- Ненавижу, - отчетливо сказала волчица и испустила дух, придавив собой младшего сержанта.
