Внезапный шорох за спиной, — и она оборачивается. Оборачивается и застывает в изумлении, ибо прямо навстречу ей, уверенно глядя воительнице в глаза, шествует искристо-белый единорог.
Грива его, переливающаяся, точно тончайший шелк, ниспадает до земли, рог сверкает жемчугом, темно-синие глаза чуточку печальны, но в них такая всепрощающая доброта и мудрость, что Соня, не в силах сдержать порыва, невольно шагает ему навстречу и протягивает руки…
Но тут же страх охватывает Воительницу. Стоит ей сейчас поддаться очарованию этого места, и — она чувствует — ей уже никогда не удастся вернуться обратно, стать прежней, какой надлежит быть Рыжей Соне, если она желает выжить в окружающем ее мире. Она не может позволить себе быть мягкой, она не может позволить себе этой мудрости и всепрощения небожителей.
Нет, она — человек, она — воин, и ей лучше быть беспощадной, лучше ошибаться, лучше быть жестокой к самой себе и другим, но в этом куда больше добра — по крайней мере, на земле.
«Прости», — шепчет она одними губами, и в глазах единорога понимание и чуточка жалости, но воительница уже спешит отвернуться прочь, покуда решимость ее не ослабела. И делает шаг, а затем еще один… подальше от зачарованной поляны.
Двигаться сперва невероятно тяжело, словно сквозь воду или какой-то плотный незримый покров, но по мере того, как крепнет ее решимость, идти становится легче… И вот она уже опять в темном шатре, вокруг нее люди, — с широко открытыми незрячими глазами они смотрят вверх и куда-то вдаль, иные что-то ловят в воздухе, у других на губах бессмысленные улыбки…
А девочка-цветок все поет и поет свою бесконечную ноту, в круге света, посреди вечной кромешной тьмы.
Развернувшись, Соня устремляется к выходу, расталкивая не замечающую ее толпу. Прочь, прочь отсюда. Ей больше нечего здесь делать, ничего нового она не узнает.
* * *
Она бездумно бродит по лугу, подальше от людей, от шатров и повозок циркачей, до тех пор пока зрители не начинают покидать большой шатер. Они расходятся, а затем отправляются на покой и сами артисты.
Соня по-прежнему таится в ночи. Она не думает о том, что было, не хочет вспоминать… ибо, если допустить в свою память воспоминания, то неминуемо придут и слезы, слезы о том, что могло бы быть если бы все сложилось иначе…
Ладно, время действовать. Все вокруг затихло. Люди и животные погрузились в сон, и даже сами звезды как будто задремали на небосклоне. Соня, точно ночная тень, движется между фургонов и угасающих костров, за которыми никто не удосуживается присмотреть. Ручные львы в клетках чуть слышно взрыкивают, но тут же успокаиваются, ибо чуют в воительнице одну из стаи.
