Его положили в отдельную землянку, выкопанную на берегу и прикрытую парусом.
Беринг лежал полузасыпанный песком, ему казалось, так теплее. Капитан-командор догадывался, что это не Камчатка, что это остров. Но он не знал, что здесь ему суждено умереть, не знал, что остров этот будет называться островом Беринга, а весь архипелаг — Командорами.
Глава 4
Этот неуживчивый адъюнкт
Беринг лежал полузасыпанный песком, ему казалось, так теплее. Беринг умирал.
"Командор поразил меня своим спокойствием и терпеливостью, — записал в дневнике Стеллер. — Он спросил меня: думаю ли я, что мы находимся на Камчатке? Я дал отрицательный ответ, так как обилие и доверчивость животных заставляют предполагать, что мы находимся в необитаемой стране. На это он мне ответил: "Корабль наш уже не спасти; сохранил бы бог только баркас!""
Старшим офицером "Святого Петра" был лейтенант Свен Ваксель. Но ни он, ни третий по старшинству мастер Софрон Хитрово не могли заменить капитан-командора. Ваксель, несмотря на болезнь, мужественно вел корабль. Но теперь цинга скрутила, скорчила его. Хитрово совершенно обессилел.
Немногие, кто еще держался на ногах, продолжали перевозить с корабля больных. Печально и ужасно выглядел пустынный берег неведомой страны.
"Покойников, которых не успели еще предать земле, обгладывали песцы; не боялись они подходить и по-собачьи обнюхивать беспомощных больных, лежавших на берегу без всякой защиты. Иной больной кричит от холода, другой жалуется на голод и жажду. Цинга многим так страшно изуродовала рот, что от сильной боли они не могли есть — почти черные, как губка, распухшие десны переросли и покрыли зубы".
Стеллер сохранил и силу духа, и энергию. Он первым сошел на берег, первым подумал о зимовке. На берегу начали рыть землянки, прикрывали их сверху плавниковыми бревнами, парусами. В эти дни адъюнкт академии стал и лекарем, и пекарем, и добытчиком.
"Мы увидели, — словно подсмеиваясь, пишет Стеллер, — что чин, ученость и другие заслуги здесь не дают никакого преимущества и вовсе не помогают находить средства к жизни…"
К сожалению, не удалось разыскать ни одного портрета адъюнкта академии Георга Вильгельма Стеллера. Наверное, и не существовало ни одного портрета. Как он выглядел, можно только догадываться. Наверное, насколько можно судить по характеру, он был похож на Паганеля и Дон-Кихота одновременно.
В Россию Стеллер приехал в 1734 году, ему было двадцать пять лет. Подающий надежды ученый, и только. Это теперь, двести пятьдесят лет спустя, мы можем написать — талантливый натуралист, вдумчивый, наблюдательный этнограф, страстный, не знающий устали путешественник…
