Кубдя насвистывал, напевал, смеялся над Беспалых — нос, щеки его, усы быстро и послушно двигались.
Считали до Улеи десять верст. Леший их мерил должно быть или дорога такая, будто по кочкам, — плотники приехали в Улею под вечер.
Над речкой видны были избы — темные, с зацветшими стеклами. — Старой работы и стекла и избы. Через речку шаткий, без перил, деревянный мост упирается в самый подъем, заросший матерым лесом, горы. Направо — по ущелью луга. По ним платиновой ниткой вшита Улейка. Монастырь в низкой каменной стене задыхается, в соснах и березах, одна белая беседка выскочила и повисла над обрывом в кустах тальника и черемухи.
— Стой, — сказал Кубдя.
Плотники соскочили на землю. Кубдя сказал:
— Поздно будет бабе-то ехать. Много ли тут — пешком дойдем. Пусть едет домой.
Соломиных согласился.
— Пущай.
И сказал сердито бабе:
— Поезжай, дойдем.
Жена заворотила лошадь и, отъезжая, спросила:
— В воскресенье-то придешь, али к тебе приехать?..
— А приезжай лучше, — прогудел Соломиных.
Кубдя крикнул:
— Гостинцев вези.
— Лихоманку тебе в зоб, а не гостинцев!.. Но-о!..
— Ишь, бойкая!.. Кумом не буду…
— Видмедь тебе кум-от!..
Мешки и одежда лежали на траве грязной кучей. Горбулин смотрел на них так, как-будто собирался лечь сейчас и уснуть. Всех порядком потрясла корнистая дорога и все с удовольствием притискивали подошвами густо-зеленую траву. Кубдя посмотрел на монастырь и довольным голосом проговорил:
— Доехали, лихоманка его дери! Ишь, на самый подол горы-то забрался, чисто у баб оборка… На зеленое — красным…
Соломиных спросил:
— А квартера там какова? Говорил подрядчик, Кубдя?
— Квартера, говорит, новая. Не живаная.
— Таки-то дела…
Соломиных взял под мышки копошившегося у мешков Беспалых и вывел его на дорогу.
— Пошли, что ли?
Беспалых, корчась, отскочил в сторону:
— Обожди! Поись надо…
— Растрясло тебя. Не успел приехать, уж есть.
На Кубдю словно нашло озарение. Он весь как-то изощренно передернулся, что даже дабовые штаны пошли волнами, и ковким молодым голосом воскликнул:
— Эй, ломота!.. Али к чорту этому старому, Емолину, сегодня итти? А ну его!.. Ночуем здесь, а завтра пойдем. Хоть там и квартера новая и изба срубленая свежая, а нам — наплевать, понял?
Выслушали Кубдино излитие и Соломиных проговорил:
— Проситься у кого, что ли, будем?
— Как мы есть теперь шпана, кобылка, — сказал Кубдя с удовольствием, — то теперь нам в избу лезть стыдно.
— Под голым небом ночевать, что ли?
Кубдя по-солдатски вытянулся и корявое его лицо с белесыми бровями потекло в несдерживаемой улыбке:
