На земле навзничь лежал Беспалый — веснущатый, желтоволосый, похожий на гриб рыжик, и, упираясь спиной в колоду, сидел Горбулин — широкорожий, скуластый, с тонкими прорезами глаз.
Когда Кубдя вошел во двор, они все трое обернулись в его сторону и выжидающе посмотрели на него.
«Знают, должно», — подумал Кубдя и смутился.
— Дай-ка прикурить, — сказал он, протягивая руку к табаку. Соломиных достал зеленый кисет из кармана и глубоким своим голосом проговорил:
— Ты рубленный-то не трожь. Сырой. Из кисета валяй.
Беспалый мотнул ногами и быстро поднялся.
— Ты чо, — прищипетывая, заговорил он, — в ладах, что ли, с Емолиным?
Кубдя, не понимая, развел руками.
— Счас я ево встретил. Когда, говорит, на работу пойдете? Вот тебе раз, говорю, — некуда нам идти. А в монастырь-то нанялись! Еще чище!.. Какой? спрашиваю.
— Да вот у Кубди, говорит, спросите.
Кубдя, быстро затягиваясь махоркой, стал рассказывать, что наняться он еще не нанялся, а так говорил.
— А там как хотите, — докончил он и пренебрежительно сплюнул. — По мне хоть сейчас так я скажу не пойдем, мол. Только он тридцать цалковых в день дает и харчи его…
Беспалых обшмыгивал вокруг колоды и, как только Кубдя замолчал, он мгновенно вскрикнул, словно укололся:
— Айда, паря!
Горбулин почесал спину об колоду, потом меж крыльцев руками — и все так, напрасно, без надобности. Хотел подняться, но раздумал: — успею, нахожусь еще. — Ганьша Соломиных продолжал равномерно ляскать топором табак. Колода тихо гудела. Кубдя ждал и думал: — «А коли, лешаки, спросят — зачем с Емолиным николаевку пил? Не по артельно».
На пригоне промычала корова.
— Чо в табун не пустишь? — спросил Кубдя.
Соломиных прогудел:
— Седни… отелилась…
«Будто колода гудит», — подумал Кубдя и присел на край колоды. Беспалых схватил щепку и бросил в голубя. Голубь полетел, торопливо трепыхая крылышками.
Кубдя подождал:
«Думают».
Потом спросил, не спеша:
— Ну, как вы-то?
Горбулин, с усилием подымая с днища души склизкую мысль, сказал:
— Мне-то што… Я могу… У меня хозяйство батя ведет… Вот рази мобилизация. Угонют. Вот Ганьша у нас — домовитый. Ему нельзя.
Беспалых хлопнул Кубдю по спине ладонью:
— Он молодец, ему можно доверять.
Соломиных воткнул легонько топор в колоду, собрал табак в картуз и встал.
— Пойдем, паре, чай пить.
— Ну, а робить-то пойдешь? — вкрадчиво спросил Кубдя.
Соломиных немного с натугой, как вол в ярме, пошел к крыльцу.
— Я что ж, — сказал он твердо: — от работы не в дупло. Могу.
