Опосля Гарольд Бесстрашный Убийца Драконов угомонился, Горыня его накормил, напоил, спать на перину уложил… Так и завязалась их дружба. Сэр Гарольд всё рассказывал про подвиги, принцесс, королей да королевства, а змей поведал ему правду своей жизни. И вдруг Бесстрашный Убийца Драконов как-то сжался, заплакал, жизнь он, выходит, прожил зря, порубив столько таких замечательных и (частенько) ни в чём не повинных созданий. Каждый со своей особенностью, со своими привычками, родственниками — не просто зелень бессловесная. А ведь побед его не счесть, он сам путался — кому и когда, сколько и как отрубил голов, путал имена, года, места… Да и сам Горыня Змеевич частенько забывал всех витязей, им спалённых, съеденных да опозоренных. Так уж вышло, но два старца вдруг нашли общий язык. С тех пор сэр Гарольд дал зарок: ни одного дракона больше не обидит, а Горыня в свою очередь поклялся впредь не похищать селянок, не гробить жизнь витязям, не палить мирные посевы. Впрочем, клятва та уже лет пятьдесят как с успехом им выполнялась, с тех самых пор как прилетал лекарь и строго-настрого запретил мясную пищу, а сам Горыня обзавелся собственным огородом… Эх, хорошие были деньки… Гарольд направился куда-то на юг, в Бенгалию, и с десяток раз присылал весточку с гонцом-арапчонком, но последние годы как-то замолчал, видать, и сгинул в тех диких странах…
— Змейчик, змейчик, — закричала прямо в ухо девица. — Кудель сплела! Змейчик, да просыпайся же… — и пихнула в бок, аккурат в шрам от меча Вольги Мирославича угодила.
Горыня взвыл, вскочил, ударился головой о свод пещеры. Сгрёб девицу в охапку, занёс было над ней когтистую лапу. Глядела Василиса на него огромными синими глазами, вот-вот готовыми заполниться солёной влагой.
— Э… — опомнился змей. — Спицы нашла? Свяжешь мне пояс, широкий, в полтора десятка вершков шириной…
— А не то? — нагло спросила девица.
— Съем… — буркнул Горыня, отпустив девицу.
Такой ответ её вполне устраивал — совсем другое дело, это не запугивание какое-то детское, со спицами да веретеном Василиса П. уселась на ту же чурку.
«Ох, умна девчушка, ох, умна», — подумал змей, глядя с прищуром на мельтешащие спицы.
— А который час? — спросил змей, бродя по пещере, — о сне лишь мечтать еще возможно.
— Восьмой, змейчик, — не подняв головы ответила девчушка. — Солнышко уже встало…
— Да уж, — зевнул Горыня. — Ещё один раз встало солнышко… — и отправился за дровами…
— Выходи, чудище поганое! — глухо раздалось снаружи.
