— Я уже пишу, господин Мирон. — отозвался тот, быстро работая пером. Король любил просматривать подобные записи, требовал готовить карты сражений. По всему этому потом учили молодых Миронов.
Идвар оторвался от карты, поднял голову и встретился взглядом с герцогом, остальные уже ушли. Спросил негромко:
— У вас вопросы, герцог?
— Княжна, господин Мирон…
— Что? — Идвар старался делать вид, что вопрос его не удивил.
— Вы обещали казнить её. Князь перешёл в наступление, сейчас — самое время, это подстегнёт наших людей…
— Вы считаете, её смерть поможет нам одержать победу?
— Я хочу, чтобы вы сделали то, что должны были сделать, и что обещали словами парламентёра, — глаза герцога, казалось, смотрели в самую душу, и предательская любовь к дочери и сестре противника пыталась найти спасение под этим взглядом. — Её надо было казнить ещё в первый день, но вы сохранили ей жизнь. Я, так думаю, только для этого и сохранили, чтобы надавить на князя. Разве не так? Господин Мирон? — Идвар промолчал, чувствуя, как кровь отливает от лица. — Сейчас казнить её — самое время, под светом костров, на городской стене, думаю, и князь, подступая к Райрону, "оценит" это… Её смерть выведет его из равновесия, он наделает глупостей…
— Он и так их уже наделал…
— Возможно, он не поверил словам парламентёра, думал, что мы блефуем, кто знает. Господин Мирон?..
— Она — моя пленница, я не собираюсь казнить её… — Идвар упрямо оставался при своём мнении.
— Почему? Для чего вы тогда сохранили ей жизнь? Может, вы пожалели её? Она, конечно, симпатична, хороша собой… Она — дочь предателя-отступника, ваш отец всё равно прикажет казнить её!
— Это ещё неизвестно…
— Я могу сказать об этом с уверенностью. Король казнит её. Но вы можете предугадать его действия, это будет похвально для вас, и…
— Я не отдам приказа на казнь! — перебил его Мирон, сверкнув тёмными глазами.
Герцог помолчал, прищуривая глаза, пожевал губами, размышляя.
— Какие у вас отношения с ней? Вы что-то скрываете?
— Никаких! Вам показалось!
— Беседы, ужины, врач… — голос герцога был вкрадчивым, как холодными пальцами он сжимал сердце Идвара железной хваткой, смертельными тисками. Он нахмурился, кривя губы. "Он всё, всё знает, все докладывают ему, каждый слуга, каждая стена… Будь ты проклят, Вальден!"
— Вы в чём-то обвиняете меня?
Герцог пожал плечами:
— Нет, господин Мирон, обвинять вас будет ваш отец, когда я сообщу ему, а я сообщу…
— Вы уже сообщили!
Герцог улыбнулся.
