— Прости меня… Я поторопился… Навряд ли ты что-то чувствовала… Это я виноват… — он приподнялся на локте, заглядывая в лицо. — Я люблю тебя… — поцеловал в губы. Лёг на спину, укладывая её голову себе на плечо, обнимая, прижимая к себе.
— Тебе надо расплести волосы… они мокрые… ты заболеешь…
Сам нашёл её косу и стал расплетать, чувствуя, как мокрые пряди зазмеились по горячей коже живота, бёдер…
— Ты, наверное, считаешь, меня плохо воспитали? — спросила вдруг Аэлла, и пальцы Мирона замерли от этого вопроса. — Я не должна была этого делать… Ты подумаешь, я доступная?.. Легкомысленная…
— Что? — он чуть приподнялся, ища её лицо, ловя рассеянный взгляд, склонился и поцеловал в лоб, потому что губы были далеко. — Я люблю тебя… Мне хорошо с тобой и ни о чём таком я не думаю…
Она не ответила, чуть отвернувшись, стала глядеть в окно, за которым всё ещё шумел дождь. Мокрые волосы, разбросанные по телу руками Мирона, обжигали горячую кожу.
Она сделала это. Она отдалась тому, в кого влюбилась до беспамятства, без оглядки. Было больно, но она верила ему. И сейчас просто молчала, хотя хотелось кричать.
Ну почему, почему она обязательно должна думать о своём княжестве? Почему она всегда должна помнить о том, что её отец — князь?.. Помнить всё, что говорили ей наставницы?.. Я не хочу! Не хочу!.. Я хочу быть простой женщиной, просто любить, быть любимой, отдавать ему всё, что у меня есть. Я готова бросить всё, всё оставить, и уйти за ним хоть на край света…
Но всё по-другому. Я — княжна, а он — Мирон, и, когда отец прикажет ему, он выполнит приказ… А я не хочу! Не хочу этого! Я хочу просто быть с ним… И всё… Этого так мало…
* * * * *
Она проснулась утром одна, Мирона уже не было, долго лежала, глядя перед собой; шевелиться не хотелось, всё тело болело, но боль эта не утомляла, в голове не было ни одной мысли, словно всё смыл ночной дождь. А всё тело горело, как в огне, губы пересохли и никак не хотели смыкаться. Да у неё жар! Ничего себе! Выходит, она, в самом деле, заболела, как он ей говорил, чего он и боялся. Кровь шумела в висках, выдавая скрывшуюся в теле болезнь.
Аэлла сглотнула сухо, хоть горло не болит, зато боль зародилась где-то в висках и начала разливаться по голове, захватывая лоб, глаза, переносицу. Ну вот…
Идвара не было, он ушёл, наверное, очень рано, Аэлла даже не проснулась, когда он уходил. А перед уходом он затопил камин, и угли уже дотлевали за решёткой, рдели ярко, расцвечивая жаром сумеречную комнату. Воздух в комнате прогрелся после холодной дождливой ночи, но вставать Аэлла не хотела.
