Разумеется, первым делом Лимакин направился в Райсельхозхимию. При проверке там оказалось в наличии полторы тонны гранозана. Упакован он был в стандартные металлические банки с плотными крышками и хранился в закрытом на замок складе с соблюдением всех мер предосторожности. Лимакин попросил кладовщика — пожилого степенного мужчину на протезе — открыть одну из банок и увидел серовато-белый порошок, от которого исходил неприятный резкий запах. Закрывая банку, кладовщик объяснил, что в зависимости от наполнителя гранозан, кроме серовато-белого, бывает розового или желтоватого цвета. Затем показал Лимакину приходно-расходные журналы, откуда явствовало, что последний раз гранозан отпускался со склада в июле механизированному отряду Сельхозхимии для обработки семян озимой ржи по договору, заключенному с колхозом «Гранит», а наиболее массовый расход этого ядохимиката наблюдался в марте — апреле, когда обрабатывались семена зерновых перед весенним севом. Частным лицам, по уверению кладовщика, гранозан вообще ни разу не отпускался, поскольку это категорически запрещено.
Еще скупее сведения почерпнул Лимакин на элеваторе. Затаренные в мешки зерна семенной кукурузы здесь хранились, как говорится, под семью замками с соблюдением санитарных требований, и, по словам директора элеватора, «наскрести с них гранозана, чтобы кого-то отравить, просто-таки невозможно».
В контрольно-семенной станции Лимакину показали сшитые из полотна небольшие кулечки, в каждом из которых находилось не более килограмма протравленного зерна. Кулечки были плотно зашиты. На прикрепленных к ним бирках указывались названия хозяйств, откуда семена поступили на проверку. Разговорившись с заведующей станцией о Головчанской, Лимакин узнал довольно любопытное.
— Представляешь, Игнатьевич, — обращаясь к Бирюкову, сказал следователь, — вчера утром Софья Георгиевна приходила на работу оформлять отпуск и во всеуслышание заявила, что Александра Васильевича отравила Надя Туманова.
— Откуда у нее такие сведения? — спросил Бирюков.
— Не говорит.
— Ты встречался с ней?
— Конечно.
— Ну и что?..
— Знаешь, Софья Георгиевна какая-то оглушенная. За неполный час, как я приметил, три таблетки реланиума проглотила. — Лимакин бросил взгляд на судмедэксперта. — Мне кажется, Головчанская страх этими таблетками глушит…
Бирюков повернулся к Медникову:
— Она не отравится от такого «глушения»?
— Прежде чем отравиться, уснет, — ответил судмедэксперт. — А сон, как известно, лучшее из лекарств.
