— Что Спартак Казаринов?
— Когда последний раз у вас был?
— Давно, — Кузнецова вроде с недоумением посмотрела Славе в глаза. — Его, говорят, убили. Или это неправда?
Голубев вздохнул:
— К сожалению, правда.
— Зачем же спрашиваете о нем?
— Я из уголовного розыска, — сказал Слава. — Ищу свидетелей, которые видели Спартака в последние дни.
— По этому поводу ничего не могу ответить, так как не знаю, ни когда его убили, ни кто убил…
Кузнецова вроде бы хотела еще что-то сказать. В это время из кухонной трубы повалил черный дым и ощутимо запахло подгорающей бардой. Людмила Гавриловна стремительно бросилась в кухню. Сразу, как только она туда вбежала, дым заметно стал ослабевать и вскоре над трубою задрожало сизоватое марево.
— «Подпольный спиртзавод чуть не взорвался», — подумал Голубев, присаживаясь на продолговатую узкую скамейку у крыльца.
Минут через пять Кузнецова с белой тряпкой в руках хмуро вышла из кухни, подошла к Голубеву и смущенно стала вытирать перепачканные сажей руки.
— Не взорвалось? — участливо спросил Слава.
— Успела потушить печку, — тихо ответила Кузнецова. — Будете протокол составлять?..
— В другое время составил бы, — признался Слава. — Теперь не буду.
— Отчего такая гуманность?
— Жизнь с каждым днем дорожает. Пенсионеры за чертой бедности оказались.
Кузнецова недоверчиво посмотрела на него. Опустив повязанную старой косынкой голову, тоже присела на скамейку. Перебирая в руках тряпку, грустно заговорила:
— Да, тяжело стало жить. Муж умер, детей нет. Приходится одной доживать. Больше сорока лет проработала учительницей, а пенсия вышла… дай бог, полмесяца протянуть. Стыдно признаться, чем зарабатываю, но идти в уборщицы гордость не позволяет. Хотите — судите, хотите — нет…
В напевном голосе Кузнецовой сквозила такая тоска, что Голубеву невольно стало жалко эту немолодую уставшую женщину.
— Не огорчайтесь, Людмила Гавриловна, не вечно же будет продолжаться такая маята, — стараясь успокоить собеседницу, сказал он.
Кузнецова подняла на него большие глаза:
— Вы действительно из уголовного розыска?
Слава развернул корочки служебного удостоверения. Людмила Гавриловна, близоруко прищурившись, посмотрела в них и вроде бы улыбнулась:
— Извините. Для сотрудника милиции вы непривычно участливы к чужой судьбе. Подумалось, не Санкова ли собутыльник, коль его спрашивали.
— Хорошо знаете Николая?
— Ученик мой. Изо всех сил тянула из класса в класс. Ставила положительные оценки лишь за то, чтобы хоть не молчал в ответ на вопросы. Было всеобщее среднее образование. За каждого неуспевающего ученика с учителей стружку снимали. А Николай совершенно не хотел учиться. Только благодаря времени десятилетку закончил, да толку что… Каким безалаберным был в школе, таким и в жизни остался.
