И я невольно подумал: а может, ей и со мной понравится заниматься этим самым.
Ну и я попытался ее соблазнить. Но не сумел. Попытался увести ее у него, не совсем увести, а просто, если удастся, получить свою законную долю этого пряного, пахнущего мускусом, вечно одержимого желанием, неотразимого, поразительно неутомимого и чувственного белокурого замужнего викинга (на самом деле она была всего-навсего долговязая громадина, брюнетка с очень пористой кожей, наполовину шотландка – наполовину ирландка, родом из Буффало). И ничего я у нее не добился. Вирджиния неутомимо подхлестывала меня чудовищными советами.
– Поди трахни ее, – подбивала она. – Ей сейчас до смерти хочется. Простым глазом видно. Шагай прямо к ней в кабинет и действуй.
– Как?
– Это пойдет тебе на пользу.
– Как?
– Скажи ей.
– Что сказать?
– Чего тебе от нее надо. Говори как есть. Это верней всего.
– Ну ясно.
– Потискай ее. Запусти руку под блузку…
– Она меня убьет.
– И не подумает. Смотри, мистера Льюиса сейчас там нет. Иди прямо сейчас и скажи, ты, мол, не прочь, был бы рад войти в нее.
– Она упрячет меня в сумасшедший дом.
– Она в тебя влюбится. Совсем голову потеряет.
– Она разобьет мне башку. И засадит за решетку.
– Ей против тебя не устоять. Ты красивей Томми. И забавней. У тебя волосы славно вьются.
– Она скажет Лену Льюису или миссис Йергер и добьется, чтоб меня уволили.
– Она мигом скинет платье, разведет руки и ноги и запоет: «Ах, приласкай меня, малыш. Как ты ласкал красотку Мэри субботним вечером, субботним…»
– Если, по-твоему, я такой неотразимый, лучше сама скинь платье и запой, – возразил я. – Я и в тебя хочу войти.
– Сними номер в гостинице.
– Мэри этим занимается на столе в хранилище.
– У Мэри большая толстая задница.
– У тебя тоже.
– Ты прелесть, милый, – неожиданно воскликнула Вирджиния, глядя мне прямо в глаза. (Я чуть не подскочил от удивления.) – Ты мне ужасно нравишься. Правда, нравишься. Ты не смотри, что я улыбаюсь, я правду говорю.
Она меня совсем ошеломила.
– Что ты болтаешь? – вне себя прошептал я.
– Эх, были бы мы старше, – печально продолжала Вирджиния, и, казалось, вот-вот в голосе ее прорвется горькая жалоба. – Вот чего бы мне хотелось. Знаешь, чего бы мне хотелось? Чтобы ты был постарше и как следует меня покрутил.
Я опешил, растерялся, слова ее возмутили и ужаснули меня, даже взбесили.
– Ты что болтаешь? – спросил я сердито и со страхом: вдруг уже происходит что-то роковое, чего я не понимаю и что мне не по плечу. – Ты почему сейчас говоришь мне такие слова? Прямо здесь в комнате, у всех на глазах?
