— Вот всегда так, — сказала девушка. — Нет на них никакой управы.
— О да, конечно, — произнес Лучо, принимая игру, но мысленно задаваясь вопросом: почему это его не забавляет, почему не похоже на игру, хотя ничем другим быть не может? Не было ведь никакого повода думать, что могло быть что-нибудь другое.
— Ничего не поделать, — повторила девушка. — Они не понимают или не хотят ничего понять. Поди пойми их, а главное — предпринять против них ничего нельзя.
Глядя на Лучо и не видя его, она разговаривала со своей перчаткой — черной перчаточкой, почти затерявшейся под внушительной коричневой.
— И со мной происходит то же самое, — сказал Лучо. — Они неисправимы, это правда.
— Нет, не то же самое, — возразила девушка.
— Но вы-то видели.
— Не стоит больше об этом, — произнесла она, опуская голову. — Простите меня, это я виновата.
Это, разумеется, была игра, но почему она не забавляла, почему не похоже на игру, хотя ничем другим быть не может? Не было ведь никакого повода думать, что могло быть что-нибудь другое.
— Давайте скажем: во всем виноваты они, — предложил Лучо, отодвигая свою руку, дабы подчеркнуть множественное число и разоблачить виновных на поручне, затянутых в перчатки, — молчаливых, отстраненных и спокойных.
— Это совсем другое, — сказала девушка. — Вам кажется, что это — то же самое, но на самом деле это — совсем другое.
— Ладно, но всегда ведь кто-то начинает.
— Да, всегда кто-то начинает.
Это была игра, оставалось только следовать правилам, не задумываясь, может ли это быть чем-нибудь другим — чем-то похожим на правду или отчаяние. Зачем прикидываться дурачком, не лучше ли просто подыгрывать ей, если уж у нее пунктик.
— Вы правы, — сказал Лучо. — Нужно что-то против них предпринять, не оставлять же их так, без внимания.
— Это ничего не даст, — ответила девушка.
— Верно, стоит только немного отвлечься — и на тебе!
— Да, — согласилась она, — хотя вы говорите все это в шутку.
— О нет, я говорю вполне серьезно, как и вы. Полюбуйтесь-ка на них.
Коричневая перчатка устроила игры с неподвижной черной перчаточкой, то обнимая ее за воображаемую талию, то выпуская, отпрянув на самый край поручня, а оттуда посматривала на нее в ожидании. Девушка еще ниже опустила голову, а Лучо снова спросил самого себя: почему все это не столь забавно именно сейчас, когда ему не остается ничего другого, как только следовать игре?
— Если бы это было вполне серьезно… — произнесла девушка, ни к кому не обращаясь в почти пустом вагоне, — если бы это было вполне серьезно, тогда, пожалуй, неплохо.
