Православие показуется, а не доказуетсяТолько опираяясь на непосредственный живой религиозный опыт, можно обозреть и оценить духовные сокровища Церкви. Подвижники церковные живы для живых и мертвые для мертвых. Для потемневшей души лики святых угодников темнеют, для параличной тела их застывают в жуткой неподвижности. Разве неизвестно, что кликуши и бесноватые боятся их? И не грех ли перед Церковью заставляет боязливо коситься на нее? Но ясные очи по–прежнему видят лики угодников Божиих сияющими, как «лице Ангела». Для очищенного сердца они по–старому приветливы, как и в старь они вопиют и взывают к имеющим уши слышать…
Можно спросить, почему чистая непосредственность народа невольно тянется к этим праведникам? Почему у них народ находит себе и утешение в немой скорби, и радость прощения, и красоту небесного празднества?
Не обманываюсь я. Знаю твердо, что зажег я себе не более как лучину или копеечную свечечку желтого воска. Но и это дрожащее в непривычных руках пламешко мириадами отблесков заискрилось в сокровищнице святой Церкви…
Многими веками изо дня в день собирали сюда сокровища: самоцветный камень за камнем, золотая крупинка за крупинкой. Как благоуханная роса на руно, как небесная манна выпадала здесь благодатная сила озаренной души. Как лучшие жемчужины ссыпались сюда слезы чистых сердец. Небо, как и земля, многими веками делало тут свои вклады. Затаеннейшие чаяния, сокровеннейшие порывы к богоуподоблению, лазурные после бурь наступающие минуту ангельской чистоты, радость богообщения и святые минуты острого раскаяния, благоухание молитвы и тихая тоска по небу, вечное искание и вечное обретение, бездонно–глубокие прозрения в вечность и детская умиренность души, благоговение и любовь, и любовь без конца…
Текли века, а это все складывалось здесь, накапливалось и хранилось. И каждое мое духовное усилие, каждый вздох, слетающий с кончика губ, привлекает мне на помощь накопленный здесь залог благодатной энергии. Невидимые руки носят меня по цветущим лугам духовного мира. Неисчислены, несметны, неописуемы духовные богатства Церкви. И мне можно взять часть их для себя, для своей пользы, могут ли глаза не разгореться? Жадность разбирает меня, я хватаю первую попавшуюся пригоршню. Я даже не посмотрел, что это алмазы или смарагды, или быть может, нежные маргариты?…
Церковность вот имя тому пристанищу, где умиряется тревога сердца, где успокаиваются притязания рассудка, где великий покой нисходит в разум.
