По полу пополз густой туман, а воздух в комнате стал еще более влажным и ледяным. Пол под ее босыми ногами казался совсем холодным, новый порыв ветра сорвал со стола огромную китайскую вазу, она упала на пол и разбилась. С полки свалился целый ряд книг, будто их столкнула с нее невидимая рука.
Один из стульев, стоящих у камина, опрокинулся, а диван дрогнул и встал под немыслимым углом.
Триона обхватила себя руками и опустила голову, борясь с ветром. Но он не утихал, а продолжал толкать ее в спину все сильнее и сильнее. Она споткнулась и упала на кровать.
Стало слышно, как по всему дому бьются стекла и опрокидываются стулья.
Снаружи гремел гром и сверкали молнии. Кто-то издал придушенный крик, а потом…
Все это кончилось так же внезапно, как и началось. И теперь слышался только размеренный стук дождя по крыше.
Глаза Хью сверкали непривычным зеленым огнем, а губы побелели. Напряжение было заметно в каждой черте его лица.
— Надеюсь, теперь ты доволен, — процедила Триона сквозь стиснутые зубы, страдая от холода и испытывая ярость. Ее пеньюар обвился вокруг одного из столбов кровати, и ей пришлось потянуться через всю постель, чтобы добраться до него. Она натянула его на себя, строго глядя на мужа.
Хью потер лоб, разглаживая морщины и глубокие линии, прорезавшие его лицо от носа ко рту.
— Катриона… я не знаю, почему сделал это. Что-то на меня нашло.
Он провел дрожащей рукой по лицу. Лицо у него было потрясенное.
— Уходи!
Он сделал шаг к ней, но она отступила. В его глазах мелькнуло что-то, что трудно было понять.
— Ну извини меня.
Она не ответила, будучи не в силах собрать свои чувства и мысли воедино, не в силах даже понять, что испытала: боль, разочарование, гнев, страх? Она не могла облечь эти ощущения в слова. Все перепуталось в ее голове, но в то же время она не испытывала ничего, кроме холода в душе, будто переполняющих чувств не хватало, чтобы согреть ее.
— Катриона, послушай…
Она покачала головой и опустилась на кровать, прижимая к себе подушки.
Наконец он вышел, и лицо его при этом было искажено болью.
Катриона слушала, как стихает звук его шагов, пока они не стихли совсем. Тогда она зарылась лицом в подушку и заплакала.
Хью остановился у подножия лестницы, сжимая и разжимая кулаки. Что, черт его возьми, он натворил? Он никогда не терял присутствия духа. Ни разу с того самого дня, когда был убит его младший брат и когда он позволил гневу взять верх. На этот раз он не потерял контроль над собой, он вызвал и направлял ветер сознательно, и это не оставило в нем ничего, кроме мучительной головной боли и ужасной пустоты в груди, что было результатом его отчаянных усилий сдержаться.
