Когда я была вот такусенькой девчушкой, каждое Божье утро носила воду из колодца у подножия холма до нашей хижины на его вершине. И хотя там было много ступенек, мне все равно приходилось одолевать их одну за другой.
Старая Нора — своим трем любимым внучкам холодным зимним вечером
— Клеопатра не вернулась.
Голос Фергюсона был встревоженным. Хью бросил взгляд на породистых лошадей у изгороди и нахмурился.
— Думаешь, она ожеребилась?
— Если и так, то раньше срока. И возможно, в этом проблема.
Хью похлопал жеребца по кличке Кашмир, любуясь золотистым окрасом его боков, освещенных солнцем. Изо всех выведенных и выращенных им лошадей Хью больше всего ценил ахалтекинцев. Ему нравились их грациозная поступь, миндалевидная форма глаз и то, как они умели выразить взглядом свой нрав, резвость и ум. Он восхищался также их силой и выносливостью. Их изящные бока, узкие головы напоминали ему гончих невероятной выносливости.
Шеба, пегая кобыла с белой гривой, оттеснила более сильного Кашмира, чтобы получить свою долю ласки. Если бы такую дерзость проявила другая лошадь, Кашмир куснул бы ее. Но у них с Шебой была давняя дружба. Поэтому он только заржал, выражая свое недовольство, и игриво толкнул ее.
Шеба оскалила зубы, потом, довольная, повернулась к Хью.
Хью рассмеялся и нежно погладил ее:
— Кашмир готов простить Шебе любую шалость.
— Лошади ценят дружбу. К тому же Шеба произвела на свет семерых жеребят от него, и, возможно, это не предел.
Хью заметил, что Шеба оглянулась, будто хотела убедиться, что Кашмир здесь. Возможно, она собиралась указать жеребцу, что его место у изгороди, но не хотела его прогонять.
Хью задумался о двойственности поведения: хотеть, чтобы кто-то был рядом, и в то же время желать, чтобы этот кто-то оказался в другом месте.
Он сам испытывал нечто подобное, а за последние две недели это чувство усилилось.
С отсутствующим видом Хью потер подбородок, все еще чесавшийся из-за моркови в пастушьем пироге. Прошло целых два дня, пока сыпь не побледнела и не исчезла, хотя кое-где зуд все еще сохранялся. Неделей позже от него должно было остаться одно воспоминание. Катриона выглядела настолько потрясенной и так беспокоилась о нем, что ему было ясно, что это всего лишь неумышленное действие и невинная ошибка. И все же он не мог отделаться от чувства, что за этим что-то крылось. С этого момента каждое утро за завтраком он замечал растущее день ото дня напряжение между ней и девочками. Что-то произошло между ними, хотя никто из них не признавался в этом.
