— Ага… — сказал Ардабьев. — Новенькие. С иголочки.
— А где же твоя подруга Алла? Клетка пуста. Она что, тоже от тебя сбежала?
— Она умерла.
— Про крыс обычно говорят: сдохла.
— Она умерла.
— Хорошо, пусть будет по-твоему. Ты всегда был гуманен к животным. Этого у тебя не отнимешь… Извини, что я без звонка. Твой телефон не отвечал. Я хотела тебя поздравить с защитой. Мне сказали, что ты завтра наприглашал гостей. Многие ведь не знают, что мы живем отдельно. И я подумала…
— Что ты подумала? — спросил Ардабьев, поднимая с попа ветку ардабиолы и крутя ее в руках.
— Я не напрашиваюсь в гости… Я подумала, что квартира, наверно, захламлена… Хотела тебе помочь… А у тебя чисто. Тебе кто-нибудь помогает?
— Никто.
— Молодец. А ты догадался что-нибудь купить?
— Догадался.
Она подошла к холодильнику, заглянула в него:
— Ты растешь как домохозяйка, Ардабьев… Даже поросят достал. А кто жарить будет?
— У тебя права с собой? — спросил Ардабьев.
— С собой. Почему ты спрашиваешь?
— Отвези меня в Домодедово. А завтра принимай гостей. Выручи меня. Мне некогда звонить, извиняться.
— Что? — застыла она с открытой дверцей холодильника.
— Отец умер.
Она сделала невольное движение к нему, но удержалась.
— Когда? Что с ним случилось?
— Так ты меня отвезешь?
Она подошла к стенному шкафу, вынула из него две рубашки, белье, носки, и снова ее поразило, что все было чистым, отглаженным.
Когда она вошла в ванную, чтобы взять бритву, то прежде чем заметить груду бутылок шампанского в воде, увидела две еще не высохшие рубашки на деревянных плечиках, трусы и носки на батарее и поняла, что Ардабьев стирает сам. Ей захотелось заплакать и от этого и от того, что его отец умер. Но она не заплакала, а только взяла бритву и еще одну пару носков, которые на ощупь оказались сухими.
…Некоторое время они ехали молча.
— А ты когда-нибудь думал о том, что и ты можешь умереть? — спросила она, включая подфарники, потому что потемнело.
— Думал. Я бы не хотел, чтобы это случилось именно сейчас. Я не имею на это права. Я многого не успел, — хмуро сказал Ардабьев.
— А ты думаешь, что в истории есть хотя бы один человек, который все успел? — спросила она, снова закуривая. — Все, кто умер, чего-то не успели. Не успел Христос, чтобы все люди стали братьями. Гитлер не успел засунуть всех евреев в газовые камеры. Твой отец не успел увидеть своего внука, которого я убила в себе без твоего разрешения. А я тоже умерла, потому что не успела стать матерью.
