Глаза стали еще шире, он нагнулся к столу и шепнул:
– Ваша светлость… воруете из рая?
– Ах, – сказал я, засмущавшись, – граф, вот окажетесь в Сен-Мари, там чего только не увидите!
Он поглядывал, как я допил свое вино, словно воду, никакого трепета перед таким изыском, вздохнул.
– Ох, сэр Ричард… что вы с нами делаете!
Я засмеялся, закончил с завтраком и вышел во двор. Челядь суетится, рыцари и оруженосцы седлают коней, только Джон Фонтэйн, оруженосец барона Гедвига Уроншида, все еще сидит на ступеньках и торопливо начищает до блеска кирасу барона.
Я проходил мимо, он вскочил и сказал торопливо:
– Милорд, огромное вам спасибо!
Я удивился:
– За что?
– Вы не отправили спать вместе с конюхами!
Я отмахнулся:
– Пустяки. Если возникнут какие-то щекотливые моменты… ну, ты понимаешь, Джон… обращайся.
Он дернулся, лицо на мгновение напряглось, брови сдвинулись над переносицей.
– Милорд… я не понял… О чем вы?
Я ответил так же легко и небрежно:
– Всего не предусмотреть, потому я пока просто ни о чем. Но если возникнут какие-то затруднения, обращайся без стеснения. Я помогу. И ничего не спрошу.
Он смотрел исподлобья, покосился по сторонам и спросил очень тихо:
– Но у других же не возникает затруднений.
– То у других, – ответил я с улыбкой.
Я кивнул и прошел было мимо к Зайчику, но вскоре услышал за спиной быстрые шаги. Джон догнал меня, щеки алые, спросил тихохонько, задыхаясь и воровато поглядывая по сторонам:
– Милорд, ваши слова смущают и тревожат до глубины души… Вы меня в чем-то заподозрили?
Я удивленно покачал головой:
– Нет, конечно. И никто, думаю, не догадывается, что ты не Джон, а, видимо, Джоан. Думаю, им и не стоит знать.
Он охнул и широко распахнул глаза, ну не могут быть у мальчишек такие огромные и чудесные, да еще с такими длинными загнутыми ресницами.
– Ваша светлость…
Я сказал успокаивающе:
– Тихо-тихо. Это не мое дело, я вмешиваться не собираюсь. И вообще я ничего не видел. Это ваши с бароном тайны.
Она сказала потерянно:
– Но как вы… поняли? Ведь вы еще вчера… когда не разрешили идти в общую комнату, где спят вповалку…
Я сказал отечески:
– Тебе не четырнадцать, а все семнадцать, верно? Как маг высшей гильдии я учуял твои феромоны… неважно, что это, просто учуял. Другие не учуют, не беспокойся. Это я один весь из себя такой чувствительный, что хоть стихи пиши. А пока отнеси барону кирасу. Ты правильно сделала… сделал, что чистишь на крыльце. Все должны видеть твое усердие.
