— А что, если вызвать медсестру Ярцеву и попытаться выяснить все из первоисточника? — спросил Данченко.
— Все будет известно Евсюкову. Она — женщина, и притом чувствительная. Если взять от нее подписку о неразглашении, она прямо от нас с этой «потрясающей новостью» помчится к Евсюкову.
— Черт его знает, какой-то заколдованный круг! — в сердцах бросил Данченко.
Жилин встал, сделал несколько шагов по кабинету и сказал:
— И все-таки я бы хотел посмотреть личное дело Левыкина!
Через час Данченко принес личное дело техника. Ему пришлось вооружиться терпением. Жилин больше часа изучал документы, сделал для себя несколько заметок и, наконец, захлопнув папку, сказал:
— Вы правы, Максим Фадеевич, документы техник-лейтенанта Левыкина вне подозрений. Могу сообщить вам нечто новое. Получено заключение экспертизы: пуля, предназначавшаяся вам, также отравлена соком семян строфантуса.
XIV. ЛЕНА ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ГОРОД…
Летный день кончился, но до конца рабочего дня замполита было еще далеко. Комов сидел у себя в кабинете и составлял план партийно-политической работы, когда в дверь кабинета постучали.
— Войдите! — громко сказал Комов. Увидев в дверях Софью Петровну Устинову, он поднялся и пошел к ней навстречу.
Мать и дочь были похожи, только Леночка унаследовала от отца цвет его волос. У Софьи Петровны было совсем молодое, без морщин лицо. Лишь седина и преждевременная полнота выдавали ее возраст.
— Я знаю, Анатолий Сергеевич, — сказала она, — вы занятой человек, но, если бы вы даже не имели никакого отношения ко всей этой истории, я все равно пришла бы к вам. Вы были другом моего мужа, и я вам доверяю.
Комов взял стул и молча сел рядом с Устиновой.
— Сколько вам лет? — неожиданно спросила она.
— Исполнилось тридцать пять, — сдерживая улыбку, ответил Комов.
— Скажите, Анатолий Сергеевич, быть может, на пути вашего решения лежит разница лет? Вы знаете, Николай был старше меня на одиннадцать лет, но мы были счастливы.
— Да, Софья Петровна, я это знаю. У вас была дружная, хорошая семья, но… Вы говорили с Леной? — скрывая свою тревогу, спросил Комов.
— Пыталась. Знаете, что она мне сказала? «Ах, мама, ты ничего не понимаешь?!» Вечный вопрос — отцы и дети! Все мамы всех времен и народов ничего не понимают. Родители отсталы и консервативны, только их дети являются носителями того нового, что таит в себе наше время…
— Знаете, Софья Петровна, а ведь вы действительно ничего не поняли, — перебил ее Комов. — Вы разговаривали с Леной в лучшем случае как педагог, вы забыли, что были сами молоды и любили. Вот если бы вы поговорили с ней, как подруга с подругой, как женщина, знающая силу любви и горечь разочарования, думаю, что Лена ответила бы вам иначе.
