Самочувствие у меня было — хуже некуда. Я чувствовал себя в полном одиночестве на всем белом свете, на этой огромной сине-зелено-пестрой планете; один-одинешенек, всеми преданный. Даже верный друг — Леди, из-за которой я, по сути дела, и попал в это дурацкое положение, оставила меня одного среди преступников… не говоря уж об отце… не говоря уж о Пилле… Раз так — пусть! Останусь тут спать на куче матов, пока утром не появятся ремонтники, пока директор не придет взглянуть на их работу, и тогда скажу ему: «Видите, ваша дочь мне не поверила! А теперь сами гоняйтесь за своим граммофоном и пишущей машинкой по всему миру или вместе с объявлением, что школе требуется новая уборщица, можете дать и такое: „Просим честного человека, нашедшего нижеперечисленные вещи, вернуть Майметсской школе…“» Ах, какое мне до всего этого дело! В Майметсской школе учится больше ста детей, но ни один из них никогда в жизни не попадал в такую заваруху, как я теперь.
Я пытался придумать что-нибудь утешающее, не переставая прислушиваться, и по едва доносившимся звукам определил, что воры теперь где-то далеко… Может, они в кабинете физики и нашли что-нибудь подходящее… кто знает…
Так-так… Дзынь! — ключ, торчавший в двери снаружи, упал на пол… теперь два поворота моим ключом… взгляд в зал… на цыпочках через зал в коридор… съехать по перилам вниз… и… Ура-а! Свобода!
Вечер был темный и жуткий. Черный силуэт «Москвича» напоминал лежащего медведя. Далеко, где-то в районе нашего дома, лаяла собака — весьма возможно, Леди… Я подумал: «Кто поручится, что за то время, пока я сбегаю домой и позову на помощь, „Москвич“ не исчезнет со школьного двора? Надо хотя бы запомнить номер!»
Но даже при самом ярком дневном свете даже самый зоркий глаз не смог бы разобрать номер этой машины — хотя стояла сухая августовская погода, табличка с номером была покрыта толстым слоем засохшей грязи. Я присел у машины на корточки, чтобы разобрать цифры… 26… 34… И тут я подумал: «Хорошо было бы проткнуть им шины! Только вот чем?.. А что, если отвернуть вентили — пока накачают шины… Минут двадцать это у них займет, а за это время…» Сссссс! — зашипел первый вентиль, и шина, из которой выходил воздух, стала медленно сплющиваться. Вентиль на втором переднем колесе был весь в засохшей грязи. Чтобы отвернуть его, требовалось повозиться… Поворот… еще поворот…
— Что ты копаешься!
Дверь школы распахнулась.
Я замер и, словно змея, полез под машину. Конечно, было глупо сделано: воры заметят, что шина спустила, и начнут накачивать, и тогда… Они же не слепые. А если даже в спешке они сразу тронутся в путь и мне чудом удастся остаться незамеченным, то кто поручится, что хотя бы одно из колес не проедется по мне? И все же это была единственная возможность спрятаться. Удрать я бы не успел, потому что они тут же подбежали к «Москвичу». Запыленные носки черных туфель Марта были совсем близко от моего лица, у меня даже возникло искушение постучать по ним, но я разумно сдержался.
