В тот раз, во время игры в следопытов, которую еще иногда называют «ориентировкой», пионервожатый разделил нас на пары, чтобы наконец исчез этот антагонизм между мальчишками и девчонками. Я попал в пару как раз с Пилле. По-моему, между нами этого антагонизма, или противостояния, никогда и не было, потому что Пилле в большинстве случаев почти такая же нормальная, как любой мальчишка, и к тому же она очень хорошо разбирается в тайнописи. Пионервожатый был бы вправе говорить об антагонизме, если бы я, как Тармо, попал в пару с Труутой, но противостояние от этого не исчезло бы, а наоборот, ибо даже миролюбивый Тармо сказал после игры, что будет теперь до конца жизни дразнить Трууту Жабьей Мадонной. При переходе через ручей Труута угрожала, что упадет в обморок, если Тармо не будет держать ее за руку, пока она идет по бревну, служившему мостом, и не будет петь ей «О спустись же, мадонна Тереза!». И вот так они и перебрались с трудом через ручей. Но когда наконец перебрались, Труута увидела на кочке жабу и бросилась Тармо на шею, жутко завопив. В таком-то случае каждый парень почувствует в себе прилив антагонизма!
У нас с Пилле участие в игре шло успешно до тех пор, пока Леди не разнюхала, где мы находимся. В тот момент, когда Леди, весело потявкивая, подбежала к нам, мы как раз у первого контрольного столбика разгадали тайнопись, шифр которой был а-1, и определяли азимут. И тут у меня возникла блестящая, как мне показалось тогда, но глупая, как выяснилось позже, мысль: хотя Леди и легавая собака, но почему бы ей не помочь нам искать следы пионервожатого, который до начала игры ходил от столбика к столбику, пряча шифрованные записки? Зачем терять время, глядя на компас, когда у нас есть знаменитый своим «верхним нюхом» сеттер? Отец говорит, что особенно ценны собаки, которые могут гнаться по следам, не держа нос у самой земли, а улавливая запах догоняемого зверя в воздухе. Пилле была согласна со мной, хотя и опасалась, что Леди может собрать и все записки, предназначавшиеся другим, подобно тому, как она поступила с семенным картофелем. Но я ответил с мужским спокойствием: «Об этом не стоит тревожиться, когда рядом с тобой человек, занявший в школе третье место по бегу на сто метров!». Вот до этого момента все было прекрасно, но дальше… Не хотелось и вспоминать эту жуткую историю, хотя в ней были и приятные моменты. Например, тот, когда Пилле рассказала мне, до чего же трудная жизнь у дочки директора школы: если учишься хорошо, говорят, что тебе ставят хорошие оценки ни за что, но если получишь двойку, сразу все накидываются, мол, дочка директора… и все такое. А я рассказал Пилле про Каупо и собачью выставку… Но вот так, по-настоящему, мы начали разговаривать лишь сидя в лесу, когда подумали, что у Пилле нога сломана и нам придется остаться там навсегда. Однако потом боль в ноге немного стихла, и Пилле решила, что нам надо попытаться пойти обратно. Она опиралась на мое плечо, точно как раненые солдаты в военных кинофильмах, и мы добрели до школы. Остальные уже давно разыскивали нас в лесу, а пионервожатый накричал на меня и Пилле жутким образом, дескать, он ведь отвечает за наши жизни, и все такое. Это была расплата за то, что мы слепо доверились Леди, которая ничегошеньки не знала о правилах игры. Леди со своим «верхним чутьем» считала, что делает нам лишь добро, ведя по заячьим следам в болото… О своей печальной ошибке мы догадались лишь тогда, когда Пилле, споткнувшись о затаившийся в траве камень, сломала, как мы подумали, ногу, а заяц, сделав очередную петлю, выскочил прямо на нас, гонимый Леди. К счастью, потом выяснилось, что ногу Пилле только вывихнула.
