.
— Верно, — согласился отец, — зачем мучать животное!
Затем мать подала на стол жаркое из козлятины. Оно пахло отвратительно аппетитно… Даже я сунул в рот кусочек — надо же было разжевать мясо для щенка. Я был счастлив, что у меня собака, и, по-моему, это было совсем не то, что какой-то Мёку, превратившийся просто в жаркое, от которого над столом поднимался пар.
Сидя в каморке, я постепенно стал чувствовать, что хочу есть. Внезапно решившись на бегство из дома, я схватил со стола и сунул в карман лишь три маленькие булочки с изюмом, взять же с собой провизию посущественнее не догадался.
Эти потерявшие теперь аппетитный вид мучные изделия моей матери напоминали какие-то крошащиеся лепешки. Но даже от вида этих неаппетитно выглядевших, раскрошившихся булочек у Леди потекли слюнки. Честно говоря, самое худшее свойство Леди — слюнявый рот: стоит ей хотя бы издалека учуять запах чего-нибудь вкусного, сразу из обоих уголков пасти сеттера начинает течь слюна. Я отдал Леди полторы булочки и столько же съел сам. По поводу такой еды мой друг Мадис заметил бы: «Передние зубы сказали „Ну?“, а задним вообще ничего не досталось!» У Мадиса дома частенько бывало так, что задние зубы оставались недовольны. Поэтому всегда, если в школе на обед щи, я отдаю свою порцию Мадису. По-моему, щи — самое никудышное изобретение мирового поварского искусства, но Мадис говорит: «Все, что не пищит под зубами, еда!» Вообще-то, он, наверное, не принял бы у меня тарелку с супом, но он знает, что я действительно не ем щей. И он знает также, что я не называю его железным бычком, как некоторые. На самом деле «Железный бык» — прозвище отца Мадиса, но кое-кому из девчонок нравится называть так и сына, будто можно прозвища передавать по наследству, как фамилию! Железный бык, то бишь отец Мадиса, вообще-то, мужик что надо, хорошо поет и играет на аккордеоне, но только иногда он пьет. Тратит всю свою получку на водку, неделями не ходит на работу, иной раз тащит деньги и у матери Мадиса, и тогда в их семье бывает непросто свести концы с концами. Любому младенцу должно быть понятно, что Мадису и так приходится стыдиться своего отца, а иной раз Мадис сидел на уроках сонный, когда из-за ночного скандала между родителями ему не удавалось до утра и глаз сомкнуть. Но кое-кого в нашем классе так и тянет сразу же еще отпускать иронические замечания в его адрес. Особенно этим занимается Труута, которая все остальное время бахвалится своими городскими тетушками, которые, дескать, наперебой дарят ей фирменные куртки, вельветовые джинсы и рекламные полиэтиленовые сумки, словно это может сделать их племянницу красивее и умнее. Ха! Например, Пилле даже просто в школьной форме гораздо больше «поп», чем Труута в своей голландской синтетической куртке. Но стоит Трууте оказаться рядом с Мадисом, например во время какой-нибудь игры, она зажимает свой крохотный носик и вопит: «Ой, бормотухой воняет! Ой, я задыхаюсь!» — хотя от Мадиса ничем не пахнет, уж я-то — его сосед по парте — знаю это лучше всех! А в последний день учебного года, когда Мадис радовался, глядя на табель: «Парни, трояк по математике стал четверкой! В следующем году будет пятерка, а после этого — Нобелевская премия! Надо теперь же это отпраздновать!» — Труута сразу же подкатилась к нашей парте — на сей-то раз она не чуяла никакой вони! — и спросила нежным голосочком:
