Ужинал Дмитрий у дяди. Он был лихорадочно возбужден, невпопад отвечал брату и сестре. Людмила Илларионовна, жена дяди, ласково погладила его по голове: она знала, что похороненная сегодня девушка нравилась племяннику. Бывая у них, он рассказывал о ней, особенно вначале знакомства, с удовольствием. И, уводя дочку с собой, она еще раз наклонилась к Дмитрию и шепнула сочувственно: «Что поделаешь, Митенька, такая ее, видно, была судьба». Кузен Саша, гимназист-старшеклассник, поначалу обиделся на брата, но когда Дмитрий сказал, что останется у них ночевать, тут же все забыл и помчался перетаскивать свою раскладушку в Митину комнату. В те недавние времена, когда Дмитрий жил в доме Петрусенко, он был для Саши и любимым братом, и лучшим другом, и самым большим авторитетом. И хотя у каждого из них была здесь своя комната, Саша чуть ли каждый вечер выпрашивал у матери разрешения ночевать «у Митеньки». Они оба любили долгие беседы при включенном ночнике, пока не приходила тетя и не стучала легонько в дверь: «Мальчики, спать, спать…» Теперь Саша очень скучал без старшего брата и каждый его приход, а тем более ночевка, становились для мальчика праздником.
Тем временем Дмитрий, вслед за дядей, перешел в кабинет. Викентий Павлович стал набивать табаком трубочку, Дмитрий же, не мешкая, приступил к расспросам. Как идет следствие, что установлено, какие выводы?
— Ничего такого, чего бы ты не знал, — дядя пожал плечами. — Самоубийство на почве нервного срыва и сильных личных переживаний… Какие у тебя сомнения? Ты же сам все видел.
— Видел, да, в себя стреляла. Но почему?
— Бог мой, Митя! Что ж тут непонятного? И года нет, как девушка потеряла родителей. И двух недель не прошло, как на ее глазах убили подругу. А время сейчас какое!.. Все рушится, устои ломаются, привычная жизнь — в тартарары! Никто не уверен в завтрашнем дне. Такая страшная волна накатывает — всех накроет…
Викентий Павлович наконец раскурил трубку и, прищурившись, словно всматриваясь в надвигающееся будущее, попыхивал ею. Плыл аромат прекрасного турецкого табака, и начальник губернского полицейского управления господин Петрусенко наслаждался этим вечерним уютом так, будто бы в последний раз. Вот уже два года, как Викентий Павлович возглавлял губернский сыск. Почти с самого начала войны получил он это назначение. Как всегда, в годины потрясений, смут, войн, так и сразу же, летом-осенью 14-го года, из всех щелей полезла самая разная нечисть: воры, мошенники, грабители, разбойники. Прежний полицмейстер был уже стар, его с почестями проводили в отставку. А сорокатрёхлетний следователь по особо опасным преступлениям Петрусенко получил новое назначение. Да, теперь ему почти не приходилось самому вести активный поиск, следствие — только в исключительных случаях. Но теперь он держал в руках нити многих дел, корректировал других следователей, подсказывал, направлял их действия. Учил. Работы было очень много — время такое, как сказал он своему племяннику, — волна катит и вправду штормовая, девятибалльная.
