Но тут-то Настя призадумалась. В таком ли уж неведении Мария Петровна? Если даже она, дочь, кое-что слыхала… И, похоже, Иван Афанасьевич не слишком печется о тайне, не очень опасается разговоров. Вон, сына посвятил…
Нет, чуть не совершила ошибку Настя. И все же ей так хотелось хотя бы еще разок увидеть своих родных! Чуть заслышав из коридора шум, она подбегала к двери, приоткрывала ее. Несколько раз, замирая, выходила на ковровую дорожку коридора, скрадывающую шаги, выглядывала из-за угла. И увидела-таки, как, шумно открыв дверь, вышел из своего номера Иван Афанасьевич, близко — рукой дотянуться! Он уверенно пошагал к выходу, она, замерев, глядела ему вослед.
Вернувшись в комнату, Настя полуприлегла на удобном диване, поджала ноги, положила голову на валик. Она думала о брате. Содержанка отца — теперь ей это было совершенно ясно — соблазняет Андрюшу. Нагло, открыто, даже батюшка это заметил, только она умеет его отвлечь, обхитрить. А Андрей совсем мальчишка, неопытный, глупый! Он, конечно, поддается ей. Ведь о последствиях он задумываться не привык, всегда за него думали и решали другие. Но она же рядом, она все видит и понимает! Сколько раз выручала брата, надо выручать и сейчас!
Теперь Настя не колебалась. Вышла в коридор, вновь осторожно глянула из-за угла. Батюшка ушел один. Дай Бог, чтоб Андрюша был у себя! Он-то ее не выдаст. Она предостережет его, брат всегда ее слушался. Да и попрощаются заодно. Третья от края комната…
Когда Настя взялась за ручку и подалась вперед, прислушиваясь — есть ли шум в комнате, — дверь легко отворилась. Она оказалась не заперта. Бесшумно ступив в прихожую, девушка теперь услышала голоса. Она было отпрянула в испуге, но тут же поняла, что второй голос — не отца. Говорила женщина. Тогда Настя так же неслышно подошла к тяжелой портьере, отделявшей прихожую от входа в комнату, чуть раздвинула темный бархат. Не любопытство, а поднимающийся в груди гнев толкали ее вперед. Этой женщины ей нечего было стесняться! Зачем она в комнате у брата? Что ей нужно от мальчишки?
Как ни полна она была решимости, все же увиденное заставило ее замереть, испуганно сжаться. Дыхание перехватило… На таком же, как и у нее в номере, диванчике Антонина и Андрей почти лежали. Шнуровка ее и без того открытого платья была распущена, груди — крупные, с торчащими сосками, обнажены. Белокурая голова Андрюшки неумело, но жадно тыкалась в ее груди, вот он схватил губами сосок, впился в него, застонал. Женщина прижала его голову к себе сильнее, вновь заговорила жарко и нежно:
