И я подошла к циклопу, привстала на цыпочки, и, прищурившись, толкнула речь:
— Ты в кого пальцем тыкаешь, сявка зассатая? Ты кому сказал "Поди сюда"? Ты, чмо, хуёв обожравшееся, быдло Купавинское, ахуел до чертов уже? ПОШЁЛ ТЫ НАХУЙ!
В тишине кто-то пукнул, и тихо скрипнула форточка.
Матвей по-солдатски съёбывал через окно.
На Борьку я даже не смотрела.
Циклоп молчал.
Я воодушевилась, и добавила:
— Свободен как Африка. Песду лизнуть не дам, не надейся.
Через секунду на меня обрушилось чьё-то тело.
Тело пахло братом и сероводородом.
Тело схватило меня за чернявые локоны, и потащило к выходу.
За спиной стоял рёв:
— Убью шалаву нахуй!!!!!!
А меня несло течением по лестнице, и вынесло в сугроб…
В сугробе было мокро, холодно, пахло братом и сероводородом…
…Через час я и мой неадекватный батя мчались на такси в Москву.
В ушах звенел голос Борьки, срывающийся на визг:
"Идиотка! Дура, мать твою! Ты на кого пальцы гнёшь, овца, отвечай? Это ПАФ-НУ-ТИЙ! Понимаешь, а? Нихуя ты не понимаешь! Я тебе по-другому объясню: ПИЗДЕЦ МНЕ ТЕПЕРЬ, ДУРА!!! Хорошо, если только почки отстегнут! Ты щас свалишь, а мне тут жить! Скотина, бля…"
Из всего вышесказанного я поняла только одно: что циклоп очень крут, и Борю отпиздят за то, что я Пафнутию малость надерзила.
Надо было исправлять ситуацию.
И я пихнула спящего батю в бок:
— Пап, а я Боряна подставила…
Папа молчал.
— Па-а-а-ап, а Боряну теперь пиздец…
Папа молчал.
— Па-а-а-ап, я тут на местного авторитета навыёбывалась… Чё делать, а?
Папа открыл глаз, и сказал водиле:
— Разворачивай парус, кучер…
Эпилог.
— О, Бэн…
— О, мой Бэн…
— Споём «Тюленя», Борис Евгеньевич?
— Споём, Лидия Вячеславовна!
И мы поём про маленького тюленя.
И мы всё равно друг друга любим.
Но в Купавну я больше не езжу.
Потому что я послушная дочь, и очень хорошая сестра.
Потому что я люблю своего папу, и брата.
Потому что в Купавне когда-то жил Пафнутий.
И потому что контролировать эмоции я с тех пор так и не научилась…
