Около раковины стояла вымытая и давно вытертая чашка, из которой последний раз пила тетя; наверное, тетя, отложила шитье и пошла на кухню, чтобы выпить на ночь чайку; интересно, где они нашли ее; она всегда выпивала перед сном чашку чая, совсем одна; жаль, что я ни разу ее не навестила. Теперь эта красивая старинная посуда — моя, фамильная посуда, граненые бокалы и серебряный чайный сервиз. На шарообразной вешалке, прибитой к двери погреба, висел тетушкин свитер, как будто она только что сняла его, а на крючке около раковины — ее фартук. Тетя никогда не раскидывала вещи, а вот свитер так и не успела убрать. Она вспомнила об изящных фартучках ручной вышивки, лежащих в комоде, в прихожей, и представила, как наденет такой фартучек и вынесет гостям благоухающий чай, как они будут пить из старинного сервиза, из тонких расписных чашечек; возможно, она пригласит соседей посмотреть ее очаровательный, гостеприимный, светлый маленький дом; нужно позвать гостей и на коктейль, решила она; держу пари, в доме — ни капли спиртного, разве что вино из одуванчиков.
Сначала будет непривычно спускаться по утрам вниз и готовить завтрак в тетиной кухне, она сразу же вспомнила себя маленькой за кухонным столом с тарелкой овсяной каши; непривычно будет есть из тетушкиной посуды, заваривать кофе в большом старом кофейнике; хотя кофейник, пожалуй, не подойдет; он, похоже, с причудами и, наверняка, неуравновешенный, такой вряд ли послушно подчинится чужой руке; завтра обойдусь чаем, а потом куплю себе новый кофейник. Светильники, кофейник, мастера — починить замок.
После минутного колебания она взяла тетин свитер и фартук, связала их вместе и бросила в ведро. Все равно они никому больше не пригодятся, ободряюще сказала она себе; нужно выбросить всю ее одежду, и она представила, как стоит красиво, по-городскому одетая в ярко освещенной столовой и рассказывает гостям о своем маленьком доме: " Видели бы вы его, когда я приехала, — скажет она, — видели бы вы, что здесь творилось, когда я вошла. Мрачные маленькие лампочки, все — ну, просто завалено каким-то хламом, да еще голова лося, кроме шуток — чучело головы лося. На столе шитье, а в раковине — чашка, должно быть, последняя тетина чашка чая". Сказать им, как тетя отложила шитье, приготовившись умереть? И как не дочитала рассказ, повесила свитер и вдруг почувствовала боль в сердце? "Видели бы вы его, когда я вошла, — скажет она, потягивая из бокала. — Темный, мрачный. Я приезжала сюда еще ребенком, но, честно признаться, не помнила, что здесь такой хаос. До сих пор не пойму, как она оставила мне дом, я о нем и не мечтала"!
