– Я тебя никогда не забуду, – обещала Карин.
– Конечно, не забудешь, я знаю, – она не сомневалась в чувствах девочки.
– Ничего не изменится, вот увидишь. Я каждый год буду приезжать на лето, как только школа кончится. Так же, как из интерната.
– Я буду ждать, – Ильзе говорила с надеждой, но сердцем чуяла горькую правду. Она была уверена, что Мартина больше не позволит дочери вернуться после того, как Ильзе сурово выбранила ее за решение перевезти девочку в город, чтобы жить в одном доме с незнакомым человеком, о ремесле и характере которого у нее были самые мрачные догадки.
– И потом я напишу тебе много-много писем.
– Вот это славно. Родольфо мне их прочтет. И ответ напишет под мою диктовку.
Ильзе за свою долгую жизнь так и не научилась читать и писать.
Карин обвела долгим любовным взглядом маленькую комнату. Здесь она провела лучшие дни своей жизни. Она смотрела на лики святых, выписанные на стекле наивными крестьянскими художниками. Тут были святой Виджилий, святая Гертруда, святая Моника. Повсюду в сверкающей чистотой комнатке были развешаны до боли знакомые вещи: заплетенные косичкой связки чеснока, бычий рог с пшеничными колосьями, складной кривой нож, мотовило под окном с тюлевыми занавесками. Из выдвижных ящичков резного комода доносился пряный запах ароматных лесных трав, высушенных на солнце. Расставленные повсюду горшки с цветами и белая вышитая скатерть с красным и черным орнаментом, застилавшая массивный стол, придавали скромному помещению уютный и радостный вид.
Она уехала на закате, когда в горах сгустился торжественный и мрачный сумрак. Ильзе взяла ее за руку и проводила до площадки фуникулера. Марио рассеянно кивнул на прощание непонятной и загадочной старухе, а Мартина, в глубине души чувствуя себя виноватой, простилась со своим говорящим сверчком [21] и вовсе сухо.
– Я скоро вернусь, тетя Ильзе, – девочка цеплялась за нее в надежде, что дурной сон скоро кончится.
– Я знаю, Schatzi. Твоя комнатка всегда будет тебя ждать.
Карин заняла место в кабинке, и под скрип стальных канатов начался спуск. Ильзе махала с высоты расписанной цветами шалью, а Карин, прилепившись лицом к стеклу, следила, как уменьшается и тает вдали ее фигура. Она старалась не плакать, но на душе у нее было черным-черно.
Спустившись в долину, они сели в голубую малолитражку и отправились по вьющемуся змейкой шоссе со множеством поворотов, ведущему из Ланы д'Адидже в Больцано. Для Карин это был крестный путь длиной в тридцать пять километров. Поравнявшись с церквушкой в Терлано, машина подпрыгнула на ходу, и она принялась страстно молиться, чтобы лопнула шина. До самого конца она все ждала чуда, которое вернуло бы ее назад.
