», а вы, пэрэкладнык, принудили его сказать: «
Хай живе вічно цвіте Козацька Земля!» Хай, видите ли, ему! Хорошо, что не «хайль»! Или через «у» — чем хуже?.. Вы кто такой перед Гоголем, прощелыга? Подумайте только, Кукубенко у Гоголя восклицает: «
Пусть же после нас живут еще лучше, чем мы, и красуется вечно любимая Христом Русская земля!» А вы, раздолбай житомирский, что вы вложили в его боголюбивые уста? Отвечаю: «
…вічно люба Христові Козацька земля!» Это, по-вашему, одно и то же? — слезы, не переставая, текли из глаз дяди Юры. — Но почему, почему получается так смешно, скажите? А я скажу: потому что наши языки родственны, мы и так понимаем друг друга. Вот перевод и выглядит как испорченный оригинал. Ох, мама! Ох, умру от смеха! Ох…
— Так вы смеетесь? — воспрянул духом слабодушный Грыгор Табачник. — А я подумал: вы плачете. А вы — смеетесь. А я подумал… А вы… А…
— Нет, нет. Я не плачу. В последний раз я плакал зимой тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года, когда брился лезвиями «Нева» в предчувствии перестройки… — утирая слезу, Юра провел тылом ладони по щеке: — Позвольте мне у вас побриться, коли уж вы такой амфитрион.
— То есть… Я не понял: амфи… что? Брейтесь, впрочем. Я провожу вас в ванную. Но скажите, устраивает ли вас мой перевод? Від щирого серця надіюсь.
— Ах, Грыгор вы, Грыгор! Вы явно не Тютюнык[25], хоть и табачник! — по дороге в ванную сказал гость, слегка обняв его своей рукой за плечо.
Грыгор вздрогнул отчего-то, но гость успокоил:
— Ничего, ничего… Мне все равно сейчас руки мыть, — и продолжил: — Когда я еду по земле на автомашине, Гриня, или прилетаю в неведомые страны, то восхищаюсь прекрасными пейзажами и славлю Господа Бога, который всю эту красоту сотворил. И сама божественная природа иногда забывает наградить человека, но вот наказать не забудет никогда. Вас она непременно накажет: ваш переклад — фальсификат, произведенный лютым, бессовестным лихоимцем. Что вы, пар земной, на это скажете? Вам нечего сказать…
— Есть, есть, есть чего! — обиделся пэрэкладнык.
— А многим детям есть нет чего! — как пощечину отвесил заказчик каламбур и стал брать в руки тюбики с кремами и дальнозорко отводить их от глаз, дабы прочесть надписи.
— Украинские писатели категорически протестуют против решений ряда городских и областных советов о придании русскому языку статуса второго государственного, — говорил между тем Грыгор. — Эти решения несут явный сепаратистский, деструктивный характер! И что же вы прикажете мне делать? У меня — заказ!
