Сердце сошло с ума. Колотилось в грудной клетке, так и норовя вырваться наружу и всё вокруг залить мерзкой горькой желчью. Но слез не было. Ни одной капли не пролилось из Женькиных глаз, все они бушевали внутри, грозясь заслонить собой всё.
Глаза остекленели. Онемели руки. Мурашки со всего тела собрались в области позвоночника, выступая на нем каплями пота. Женя перестала дышать, чтобы хоть на секунду погасить эту боль, жуткую, ужасную боль, засевшую внутри.
И вдруг всё кончилось. Сильные руки крепче прижали Женьку к себе. Теплый живот прижался к спине. Холодные губы коснулись затылка, и хриплый голос прошептал в ухо:
– Я с тобой, мелкая… Я тебя уже больше никогда не оставлю.
И испугавшись силы чувств, прозвучавших в этом голосе, боль отступила, съежилась и мягко улеглась в животе. До поры до времени.
Даже успокоенная, Женька долго не могла заснуть. Что-то сжималось в её сердце от сладкого ощущения нежных ладошек, скользящих по спине, от теплого дыхания в макушку, и от звуков сонного посапывания в ухо.
Лёка тоже не спала. В её голове как заведенные метались всклокоченные мысли. Многое было непонятно – и в этой непонятности и заключалось недавнее беспокойство.
– Ничего, мелкая, – пронеслась, наконец, мысль, – Я разберусь. Ты не бойся, главное. Всё нормально будет. Я обязательно разберусь. Мелкая…
Когда Лёка вылезла из палатки, лагерь уже погрузился в сумерки. Все спали. Почти все.
– Ну, как она?, – Кристинка сидела у костра, когда бесшумно подошла Лёка.
– Нормально, вроде. Спит.
Помолчали немного.
– Кристя, что происходит? Тебе не кажется, что я имею право знать?
– Кажется. Но Женька, похоже, так не считает.
– Рассказывай.
В глазах Лёки была какая-то жесткость, даже жестокость, наверное – и Кристина, неожиданно для себя самой, вдруг рассказала всё. И про сексуальную жизнь Женьки, и про Виталика, и про её мучения и страхи.
– А потом она забеременела. А он сказал, что вернется за ней потом, оставил деньги и уехал.
– Аборт?, – Лёка сжала кулаки, и лицо её странно вытянулось.
– Да. Помнишь, мы уезжали с Женькой в Ростов на два дня? Вот тогда…
– Почему она мне не сказала?
– Не знаю. Наверное, боялась… Или… Не знаю.
Лёка сидела на бревне, крепко зажав ладони между коленями. Чёлка темных волос падала на глаза. И во всей её худощавой фигуре, обтянутой джинсами и футболкой, была какая-то мрачная суровость.
– Или что?, – процедила.
– Не знаю, Лен. Ты об этом у неё лучше спроси. И выкинь из головы этот аборт и всё остальное… Что было – то было. Теперь надо дальше жить.
