– Что есть?
– Ну сахар!
– Есть… На столе бери…
Женька поплотнее завернулась в одеяло и закрыла глаза. Ей хотелось, чтобы этот человек поскорее ушел – своим смешным бормотанием он слишком напоминал ей о том, что вокруг продолжается жизнь. А Женина жизнь уже кончилась.
Внезапно Женька почувствовала, как сильные руки обхватывают её сзади и, подхватив, начинают куда-то тащить.
– Ты что? С ума сошел? Опусти меня!, – завопила Женя, но было поздно и через минуту её опустили на ноги возле сто сорок второй комнаты, – Ты псих, да?
– Да, – хмыкнул Шурик, запихивая Женю в открытую дверь, – Псих – это еще мягко сказано. Давай сюда садись, на стул, а я тебе чаю налью.
Чай пили в полном молчании. Шурик исподлобья смотрел на маленькую худенькую девчушку, сидевшую напротив. Ему понравились её длинные, падающие на плечи волосы и красивые руки. Но совсем не понравились потухшие глаза и круги под этими глазами.
Заставив Женьку выпить две кружки чаю и съесть бутерброд с паштетом, Саша удовлетворенно откинулся на спинку стула.
– Эх, хорошо, – улыбнулся, – Хотя покупной чай, конечно, не очень. Вот пришлет мне мать посылку – я тебя настоящим тогда угощу. Знаешь, какой у нас чай растет в горах? Целые плантации! Посмотришь – и конца не видно, целые поля чая. А еще у нас форель разводят. Ты когда-нибудь ела форель свежую? Жареную? А?
– Ты что, дурак?, – скучно спросила Женька.
– Нет. Я Шурик. Странно, а почему я тебя раньше никогда не видел? Ты давно тут живешь? Я недавно. Я до второго курса в Сочи учился, а потом решил сюда переводиться. И перевелся.
Саша всё говорил и говорил, а Женька смотрела на него вначале с пустым взглядом, потом с тоской, потом с удивлением. И потихоньку на её лице начала проявляться маленькая-маленькая тень улыбки.
– Ну вот, – засмеялся Шурик, – Вроде и ожила чуть. Пойдем, может, того… погуляем? Чего в общаге сидеть – мы тут, похоже, вдвоем. Плюс вахтерша.
– Ну пошли, – вздохнула Женька.
До поздней ночи они гуляли вдоль набережной. Шурик молча слушал грустную Женину историю. А она говорила, говорила и чувствовала, как с каждым словом, по буковке, уходит из груди тоска и боль.
– Вот это дела…, – пробормотал Саша, когда Женя исчерпала весь запас больных и отчаянных слов, – Ну Виталика твоего я знаю, знаком. Лёку тоже знаю, встречались. А почему она-то не рядом с тобой, а?
– Она же не знает ничего. Я не сказала.
– Почему?
– Ты что, всё-таки, дурак, а? Как я могла ей сказать…
– Как-как, языком. И губами. И легкими. Или чем там еще говорят. Что тут такого-то?, – удивился Саша, – Или ты думаешь, что друзья нужны только когда всё хорошо и весело?
