– Она любила Марину очень сильно. И разрешала ей делать всё, что ей хочется. А Марина играла с ней и постоянно врала.
– Какой смысл врать, если тебе разрешают делать всё, что угодно? – искренне удивилась Лёка.
– Долгая история. Она начала врать, что ни с кем, кроме моей подруги, больше не спит, а потом выяснилось что это не так, и из-за этого умер очень хороший человек. Да неважно! Я тебе не о том говорю!
– А о чём? – подняла брови Лена.
– Ты уверена на сто процентов, что готова всю жизнь терпеть, если Никита так и будет тебе изменять?
– Не знаю. Пока что меня это устраивает. А дальше – либо султан умрет, либо ишак сдохнет, как говорится.
Лёка намеренно подводила разговор к завершающей стадии. Начало было положено, а продолжить расспросы значило бы разбудить ненужные подозрения.
Выслушав еще пару сентенций от Яны, она мягко намекнула, что это её личное дело и что её всё пока устраивает. Поняв, что её выпроваживают, женщина принялась прощаться.
– Я желаю тебе счастья, Лёк, – сказала она, уже стоя на пороге, – И мне очень не хочется, чтобы через месяц-два мы бы с тобой сидели на этой же кухне и под коньяк поливали слезами загубленную любовь. Подумай об этом.
– Конечно, Яночка. Спасибо тебе. Для меня это важно.
Легкий поцелуй, захлопнутая дверь, и вот уже Лёка сползает по стенке на пол, содрогаясь от беззвучного хохота.
Женщины… Твою мать… Каким местом я думала, когда стала лесбиянкой?
Сентябрь. Еще один месяц уходящей жизни. В последнее время Марина почему-то только так и считала – не в плюс у неё шли дни, а в минус. И дело было совсем не в том, что плохо было – нет, наоборот, было, пожалуй, даже слишком хорошо.
Они с Лёкой были вместе. Хотя вместе – это слишком громкое слово для таких непонятных и иногда даже неприятных отношений. Но – были. А ведь это уже немаловажно.
Марина очень хорошо помнила день, когда Лёка позвонила ей рано утром и попросила приехать. Кому-нибудь другому она бы отказала. А Лёке – не смогла. Всполошилась, принялась выбирать одежду понаряднее, накрасилась поярче, такси вызвала, поехала – зачем? Знала, зачем. Знала, но даже себе самой не признавалась.
Приехала, поднялась в уже полузабытую квартиру, ахнула навстречу объятиям, дала себя раздеть, поддалась страсти, сходила с ума и не помнила уже, кто она, зачем она, где она? А утром лежала без сна и рисовала дорожки на каменном Лёкином лице.
Ах, если бы это хоть-то изменило…
Но нет – не изменило. И проснувшись, Лёка всего лишь потянулась и проследовала в ванную. Вернулась оттуда радостная и энергичная, сварила кофе, приготовила яичницу – и мягко выставила Марину за дверь.
