– Лучше всего удрать, – предложила Клара.
Это предложение, хотя и подлое, выглядело довольно разумным. Джек быстро расплатился с трактирщиком.
Они были готовы двинуться в путь, когда в столовую вошли сержант и трое солдат гражданской гвардии в черных лакированных сапогах и пелеринах. За ними шел товарищ Лоренте.
– Что случилось? – строго спросил Лоренте.
– Ничего, товарищ… – смущенно стал объяснять один из анархистов. – Мы пришли, сидели тут и… Карлито пригласил даму танцевать.
– Глупцы!.. Канальи!.. – взорвался Лоренте. – Вы на танцы ехали или на митинг? Кто заказал вино?
– Гилермо.
– Где Гилермо?
– Вон он!
– Арестуйте его! – сказал Лоренте, указав жандармам на рыжего. – Это провокатор!.. Наши товарищи давно за ним следят.
Затем он обратился к иностранцам:
– Ваши паспорта, сеньоры!
– Как?… По какому праву?… – возмутился Джек.
– В противном случае я вас арестую! – хладнокровно предупредил Лоренте.
После короткого объяснения все были вынуждены отдать ему свои паспорта под расписку.
– Вы свободны, – сказал коммунист.
Джек и Клара пошли в свои комнаты, Фани отправилась было за ними, но Мюрье знаком попросил ее задержаться.
– Посмотрим, не опасна ли рапа! – сказал он. – Похоже, Джек здорово его трахнул.
И только теперь они вспомнили про монаха. Монах стоял на коленях над избитым Карлито и ватой с марлей вытирал ему с лица кровь. Эта сцена напоминала Фани старинную гравюру с изображением монахов, врачующих больных чумой. Рядом на стуле стоял маленький кожаный несессер с хирургическими инструментами. Принесли суповую миску с кипятком; монах вылил в нее какую-то жидкость, а потом опустил туда инструменты. Когда он начал работать, в комнате наступила полная тишина.
– Он действует, как врач! – удивленно заметила Фани.
– Он, несомненно, врач, – подтвердил Мюрье, наблюдая, как быстро и ловко работает монах.
Мюрье почувствовал угрызения совести. Он не поспешил на помощь поверженному, как монах. Он хотел остаться рядом с Фани на случай, если бы разъяренные рабочие бросились на них. Да, опять Фани. Хотя, в сущности, он должен был бы уже думать о Кларе, женщине с долларами, которая спасет его от колоний, от безденежья, от унижений.
Раненый глухо стонал. Кость над одним глазом была раздроблена, и монах пинцетом извлекал кусочек за кусочком из кровавого месива сплющенных мускулов. Время от времени он прибегал к местной анестезии, искусно манипулируя шприцем. Потом пришла очередь разбитых носовых хрящей. Наконец раны были вычищены и перевязаны, только рот и один глаз несчастного остались свободными от бинтов. Монах поднес руку к этому глазу и спросил кротко, голосом, бросившим Фани в дрожь:
