– Неужели ты настолько наивен, чтобы соблюдать правила?
– В таком случае попробуем бренди.
В ее комнатах было жарко и душно. Как только они вошли, Фани включила вентилятор и спустила жалюзи, которые ленивая прислуга оставила поднятыми. Комната потонула в полумраке. Сонную тишину нарушали только редкие трамвайные звонки или гудок автомобиля, проезжавшего по накаленной мостовой Сан-Херонимо. Были самые знойные часы дня.
– Почему бы тебе не поехать в Сан-Себастьян? – спросил он.
– Там сейчас полно англичан, – сказала она с досадой. – К тому же деньги у меня на исходе.
– На сколько тебе хватит?
– На несколько месяцев… О!.. Этого более чем достаточно!
И зловещее спокойствие этого «более чем достаточно!» отозвалось в нем острой болью.
– Un momentito,[15] – сказала она (они уже перешли на испанский) и достала из тумбочки коробку с принадлежностями для укола.
С этой коробкой в руках она направилась к ванной.
– На десять сантиграммов меньше! – строго приказал Луис.
– Нет. Не имеет смысла, – ответила она.
– Попробуй! – Он нагнал ее и схватил за плечи. – Прими меньшую дозу, если ты меня действительно любишь.
– Я тебя люблю, но сделать этого не могу… Сегодня я хочу быть спокойной. Мне надо о многом рассказать тебе.
– Я не хочу, не рассказывай мне ни о чем.
– Ты должен знать все… Ты должен узнать, как погиб Рикардо. Тебе надо это знать. Я никогда не рассказала бы тебе, если бы ты не был его братом.
– Тогда обещай: начнем лечение с завтрашнего дня.
– Хорошо. Обещаю, – сказала она с пустой улыбкой.
И голос ее выразил, насколько безнадежна такая попытка.
– Ты стерилизуешь шприц и раствор?
– Никогда.
– Почему? – спросил он гневно.
– Потому что в Испании нет микробов. Витамины и солнце убивают все.
– Кто тебе это сказал?
– Один испанский врач.
– Из Королевской академии, наверно. Эти негодяи усыпляют свою совесть, чтобы не думать о миазмах нищеты.
– О!.. Да ты красный! – сказала она с усмешкой.
Он взял коробку у нее из рук и включил штепсель электрической плитки, чтобы прокипятить шприц. Фани ушла в ванную и вернулась оттуда в шелковом блекло-зеленом пеньюаре, в котором он видел ее тогда. Один рукав у нее был закатан. Когда все было готово, она сама сделала себе укол. Луис опять отвернулся, чтобы не видеть, как игла вопьется в ее бледную руку.
– Сними пиджак. Здесь очень жарко, – сказала она. Она осторожно растерла бугорок от укола пальцами, подошла к кровати и легла.
Луис наблюдал за ней с отчаянием.
– Не смотри на меня так, – сказала она умоляюще. – Бренди в шкафу. Пей из стакана, другого у меня нет.
