Выведенный из себя нападками и «срыванием покровов», противник просветителя в один прекрасный день начинает, в свою очередь, заниматься «просвещением» по отношению к просветителям, чтобы диффамировать их в человеческом плане, а в социальном плане поставить на одну доску с преступниками. И тогда он в большинстве случаев начинает называть их «элементами». Само это слово непроизвольно было хорошо выбрано: ведь стремление бороться с «элементами» не бесперспективно. Неизбежно получается, что властвующие силы, занимаясь встречной критикой, рано или поздно начинают выбалтывать то, о чем им следовало бы молчать. Все более и более раздражаясь, они выдают кое-что из своих тайн; от общепринятых высококультурных идеалов при этом изощренно отрекаются. Остается только продемонстрировать, как принуждение к признанию выведенных из равновесия властей становится одним из оснований, обеспечивающих структуру современного цинизма.
Nolens volens «неудовлетворенное Просвещение», в свою очередь, окапывается на этом достигнутом рубеже фронта. Ему и самому грозит полное изнеможение, его подрывает изнутри стремление быть серьезным, а потому оно часто довольствуется лишь тем, что вырывает у своего противника невольные признания. Да, со временем натренированный взгляд научается всюду видеть и разоблачать «признания», и даже тогда, когда власть стреляет, вместо того чтобы вступать в переговоры, не составляет особого труда истолковывать пули как откровения, говорящие о принципиальной слабости; таков язык властей, которым больше ничего не приходит в голову и которым, для того чтобы сохранить себя, не на что больше надеяться, кроме как на свои крепкие нервы и на исполнительные органы. Приведение доводов за спиной противника и через его голову стало в современной критике явлением необычайно распространенным. Стиль аргументации при критике идеологии — от критики религии в XVIII столетии до критики фашизма в XX веке — характеризует поза обличителя. Повсюду разоблачаются внерациональные механизмы, порождающие мнения,— интересы, страсти, фиксации, иллюзии. Это помогает немного смягчить скандальное противоречие между постулируемым единством истины и фактически существующим плюрализмом мнений — раз уж его нельзя устранить. При таких условиях истинной является та теория, которая умеет наилучшим образом обосновать свои собственные тезисы и дискредитировать в результате критики идеологий все существенные и упорно отстаиваемые позиции противника. В этом отношении наибольшим тщеславием, как это легко можно заметить, обладает официальный марксизм, поскольку он употребил лучшую часть своей теоретической энергии на осуществление намерения превзойти все немарксистские теории и разоблачить их как «буржуазные идеологии». Только так, посредством непрерывного тщеславного возвышения себя, идеологам удается как-то «ужиться» с плюрализмом идеологий.
