мало.
«Да, Винер… Это все — комната, процесс — ваше творение! Вы создали некоторое подобие самоорганизующейся системы высокохудожественного кухонного трепа. Вы, несомненно, питаете слабость к интеллигенции. Да и сами, скорее всего интеллигентный человек. Хотя, на вашем месте сейчас я бы сомневался в своей „человеческой“ природе, а точнее, в принадлежности к оной. Впрочем, я отклоняюсь…
Созданный вами мирок не был бы таким жалким и бессмысленным, каковым он, уверен, является сейчас, после разоблачения, если бы вы сами осознали всю его никчемность, тщету, или кто-нибудь (что-нибудь) открыл бы вам глаза. Все вроде бы было учтено, по крайней мере, вы сами, казалось, не могли взглянуть, что называется, со стороны. Да и вынудить вас сделать это, как будто было некому (нечему). Не учли вы только малую, но существенную деталь. Нет невозможного, есть маловероятное.
Вы ведь даже никогда не задавались вопросом, куда исчезают исписанные листы. А они никуда не исчезали! Именно поэтому я могу говорить „я“. Изначально вам казалось, что нечто ненастоящее, обретающее зачатки разума, памяти, опыта, самостоятельности, „настоящести“ — что-то из области невозможного. Вы ошиблись. Это просто маловероятно. Так же, как и то, что в этот раз творится с чернилами».
Винер зарыдал. Саможалость и бессилие выносились наружу мощным потоком. В момент, когда объемы исходящей жидкости стали угрожать затоплением близлежащих предметов, он решил отвлечься и подумал, что такой бурной реакции не было уже давно. Настолько давно, что не представлялось возможным вспомнить, бывал ли он в подобном состоянии когда-либо вообще.
«Странное дело… Вы пленили сами себя и начисто об этом забыли. Я напомнил. Я вас уже практически освободил. Я, можно сказать, ваш персональный Моисей! Вы же пытаетесь утопить меня в водах, которые давеча расступились, дабы дать вам шанс на спасение».
Винер слабо улыбнулся.
— Когда лишаешься опоры, создается парадоксальное, если вдуматься, впечатление, что держишь на плечах весь мир. Колени предательски дрожат. Вам ведь наверняка известно уже, какими последствиями чреваты подобные ситуации.
«Да, многие не выдерживают. Выход из подземелья опасен возможностью ослепнуть. Или непреодолимым желанием вернуться обратно — свет слишком яркий, чуждый. Однако, познавшие этот свет и то, что он освещает, превращают некогда привычную тьму в неумолимого убийцу. В вашем случае выход на поверхность носит необратимый характер. Вы ведь не согласитесь с ролью прозревшего крота?».
