— Ведь всё дело в ней, — говорит Лада.
— Что ты хочешь сказать?
— Что оно приходит за тобой из-за неё. Как чувство вины, что ты не можешь быть с ней. Что ты… ну, вроде ты должен быть с ней, а ты где-то ещё. Вот здесь. Со мной… хотя на самом деле — нет, не со мной. Неужели ты ещё не понял?
— Какое это имеет значение?
— Какое?! Знаешь, что… может, для тебя это и не имеет значения.
Она бежит прочь. Комната осиротела и впала в каталепсию. Я жду чего-то, зная, что всё бесполезно.
Осторожный шорох под потолком:
«Помнишь? Я здесь».
Три минуты: выхожу на балкон. Провода под небесным куполом — звенящие нити огромной паутины, что молчаливо поджидает бесчисленных жертв. Влюблённая пара в тени дерева на другой стороне.
Тени соединяются и становятся единым целым. Да, я помню.
— Лада?
— Ну что?
— Мне уйти? Или остаться?
— Как хочешь, Ник.
— Тогда я останусь.
— Потому что мне грозит опасность? Оно?
— Да. Но не только поэтому.
— А почему ещё?
— Мне приятно быть рядом с тобой… — кажется, я почти не солгал.
— Нет, не продолжай! Подойди. Стань ближе, вот тут… Только не говори ничего. Пожалуйста, не говори!
Я молчу. Иногда в молчании наше спасение.
— Я могла бы нарисовать тебя. Вот, как сейчас…
— Лучше не надо.
— Почему?
— Рисуй живую природу. У тебя хорошо получается.
— Это не ответ, Ник.
А ведь я могу не думать! Могу получить хотя бы то маленькое удовольствие, которое оно у меня не отнимет. Могу ненадолго почувствовать себя человеком.
Могу — но имею ли право?
— Я передумал, Лада. Если у нас будет время, нарисуй меня.
В Книге сказано: есть много химер, но более всех других опасайся двух. Вины — химеры прошлого, и надежды — химеры будущего. Они — твои злейшие враги: они высасывают соки из твоей жизни.
Не терзайся прошлым и не увлекайся мечтами о будущем — живи настоящим.
Но даже если я избавлюсь от вины — то что мне делать с надеждой?
Говорят, надежда умирает последней. Иногда я в этом сомневаюсь. Бывает так, кажется мне, что она не умирает вообще.
Помню, как я увидел её впервые. Снаружи сияло солнце и поджаривало всех неосторожных на медленном огне. Я развлекал короля историями о внешнем мире, из которого прибыл — и тут они вошли.
Илимандра и Хойдин: полевой цветок и чёрный гранит. Он держал её за руку. Они были предназначены друг другу.
— Папа, мы пойдём погуляем… — голос вольной птицы, ещё не знающей, что такое клетка.
А потом наши взгляды встретились. И это было так ошеломляюще, что казалось — об этом узнал весь мир.
