Вваливаясь в медленно убегающий поезд, Слава посмотрел, на чем он поскользнулся: «Что за свинья умудрилась насрать прямо посередине перрона?!» — тут вспомнил про икру и рассмеялся.
— Ну, ты чо?! — проводница ткнула его локем, закрывая дверь. Он протянул ей деньги, которые лежали в переднем кармане, сам себе удивился, но тут вспомнил, что пред уходом из дома, точнее еще накануне вечером сунул туда все сбережения, а потом забыл.
— Вон, в третье купе ступай, к дембелям. В Джанкое я тебя высажу. Это скоро.
Ополоснув лицо тепловатой водой, Слава слегка протрезвел, рана была не глубокая, он попросил у проводницы пластырь и вошел в купе. За столиком сидели двое молодых парней, тупо глядя друг на друга; между ними стояло уже три пустых бутылки с зелеными этикетками и одна только-только открытая с этикеткой неопределенного сероватого цвета — «Напиток виноградно-ячменный крепкий Курский Соловей». Один парень вдруг зажмурился, потом снова открыл глаза — но муть из них так и не пропала. Тогда он поставил на стол третий стакан, предваврительно дунув в него, чтобы вытрясти чаинки, и налил до краев:
— Борис, — представился он, протягивая стакан Славе.
— Не могу я ребята, да вы что? Мне выходить скоро.
— Пей. — Второй налил себе и Борису, — Закусить нет, извини. Кончилось.
С облегчением Слава скинул дурацкую сумку и достал из нее консервы:
— Во, ребята, держите, у меня тут как раз… Открывалки только нет.
Второй дембель достал узкий складной нож и легко вспорол банку, потом еще одну.
— Михаил, — представился он, подняв стакан. Слава понял, что отказываться неудобно, и Михаил это сразу подтвердил: — Пей, не кокетничай…
Совершенно неожиданно полстакана «напитка крепкого» прошли лекго и даже приятно, Слава закусил, размазав рыжее содержимое по куску булки. Борис кивнул Михаилу:
— Вишь, а ты говорил — нельзя… Жив парнишка, значит — можно.
И они тоже выпили.
— Домой мы едем, — зачем-то обьяснил Борис. — А ты кто?
Слава с минуту подумал и вдруг понял, что забыл.
— Зовут-то тебя как?
— Не помню…
— Надо еще, — Михаил опять разлил по стаканам.
— Мих, видал? — Борис нехорошо усмехнулся, пьяная улыбка блуждала по щекам, скользкая, как мыло. — Он не хочет сказать, как его зовут!!
— Ну и что? — Михаил пытался попасть килькой на хлеб, но все время промахивался, — Что ж нам теперь с ним делать?
— Выписать… Или нет? Ты сам-то как думаешь? — спросил он у Славы.
— Не знаю, вам виднее…Ребята, какие вы замечательные…
