— Жора, эта блядь кусаеться, Невольно Слава отступил назад.
— За свисток дерни… Или под ребра сунь пальцем — перестанет! Таки-мне тебя шлифовать, что ли? — донеслось рассерженное шипение.
— Оставьте ее в покое! — это был тот самый знакомый женский голос, — Я вам что сказала!
— А ты тут не командуй! Это мои люди! — наседал на нее Жора, — Ты, шкирла, только стучать можешь.
— Фильтруй базарчики… Жоха!
— Так, Жор, куда ее? В машину что ли? — видно, бандиты уже устали от «борьбы с тенью».
— Цеппелин вас спишет. Шпана. Когда я… — и тут тяжелая бутылка шампанского, которую Жора держал в руке, опустилась ей на голову. Брызги шампанского… Брызги стекла, кровь, череп, волосы и мозги, еще какие-то непонятные кусочки — все это рассыпалось с хрустом. Женщина рухнула. Жора стоял, нелепо разводя руками, пытался все объяснить уже не существующей Марго.
— Не трогай… пошли, — из машины вылез Бек, усадил Жору вперед, бандитам с притихшей Милой велел быть сзади. Слава только успел рассмотреть знакомое белое пятно. «Черт, она опять в моей рубашке!»
— Скажем, что Николас…
— Не поверит.
— И не надо… — донеслись до него последние слова.
«Вот и хорошо, вот и все закончилось,» — успокаивал он себя, но совесть не отставала: ему постоянно, с повторами и стоп-кадрами, мерещилось, как Милу привязывают к столбу, отрывают по кусочкам ее худенькие черненькие ручки-ножки.
«Я просто пьян. Это ее жизнь, пускай так и живет. Меня это вовсе не должно касаться» Тут он как в детстве придумал себе двойника и завел с ним дискуссию:
— Я не попечительский совет и не детская комната миллиции…
— Но она искала защиты именно у тебя…
— Подумаешь! Ночью заползет таракан в ухо — его тоже защищать?
— Мужчина должен защищать своих женщин…
— Это? Моя женщина?!
— … И детей.
— Пошел в жопу!!!
— Не ори сыночек, вот, картошечки купи, — вдруг запричитал двойник старушачьим голосом. Слава не понял, как оказался на перроне; вагоны тянулись в обе стороны чуть не до горизонта и пахли… вагонами — тут и сравнить не с чем, и спутать невозможно. Мимо бродили всякие люди, кто-то с чемоданами, кто-то с картошкой. Шарахнувшись от бабки с ведром не пойми чего, Слава поскользнулся, ударился лбом о ступеньку поезда — пошла кровь, на глазах стало мокро.
— Куда тебе? — спросила какая-то сердобольная тетка на ступеньках. Поезд дернуло, он собирался тронуться.
— В Джанкой.
— Ладно, залазь. — она подала ему руку, — хоть морду отмоешь. Червонец гони, русскими.
