— Я передам, когда он проснется.
Богдан забрал поднос с ленчем и сказал шепотом:
— Хьюберт, Тоббы льют какой-то оптический агент под землю около дома. Есть идеи на этот счет?
— Сырьевые пираты, — зашептал в ответ Хьюберт. — В окрестностях вроде бы замечены техносы-копатели, и есть случаи каннибализма старых кирпичных зданий. Тобблеры подозревают, что пираты выедают изнутри наши стены.
— Зачем кому-то старые кирпичи?
— Наш дом построен из пульмановских. Их делали в девятнадцатом веке из глины озера Калюмет. Они высоко ценятся у строителей.
Богдана впечатлила информированность Хьюберта.
— Это Тоббы тебе рассказали?
— Нет. Я не так давно научился подключаться к их домпьютеру.
— Красота. К их домпьютеру подключаться умеешь, а наш наладить не можешь.
— Не так громко. Шел бы ты обедать, а? Все тебя ждут. Богдан отодвинул дверь, но не ушел. Что-то здесь было не так, только вот что? Сэм все это время храпел слишком уж мерно, и еще… еще Богдан чувствовал запах перестоявшейся фрутокаши. Будь Сэм на месте, здесь пахло бы только им. Богдан поставил поднос на стол и двинулся к койке.
— Что ты делаешь? — сказал Хьюберт. — Ты разбудишь его.
— Сомневаюсь. — Под одеялом лежала груда подушек. — Хьюберт, что происходит?
Храп оборвался, и чей-то голос сказал:
— Что? Что такое? Где это я, Генри?
Богдан подошел к динамику на рассадном столе.
— Как раз это я и хочу узнать, Сэм. Где ты?
— Богдан? Ты в моем бунгало?
— Ну да, а ты где? Внизу?
— Вообще-то наверху.
— Куда ж еще выше-то?
— Я не дома. Отлучился по одному делу. Богдан показал на разоренную койку.
— Тайком?
Из динамика донесся вздох.
— Если бы я сказал, Эйприл, ты или Китти попытались бы меня задержать, а этого я допустить не мог.
— Ты пугаешь меня, Сэм.
— Извини, мальчуган, ничего не могу поделать. Слушай: давно, когда тебя еще не слили в пробирку, со мной поступили бесчеловечно…
— Ты говоришь о прижигании. — Богдан, чувствуя определенное облегчение, присел на койку. — Собираешься сжечь себя в знак протеста.
Динамик ненадолго умолк.
— Понимаю. Я уже говорил об этом.
— Так, раз двести.
— Значит, сильного шока это не вызовет. Что ж, я рад. Я был пешкой в чьей-то большой игре, Богги, и хотя я уже никогда не узнаю, кто должен ответить за мою трагическую судьбу, всеобщее молчание этому только способствовало. Я хочу указать на это обществу единственным доступным мне способом.
— Но ведь это было давным-давно, Сэм. Никому больше дела нет.
— Вот я и хочу им напомнить.
