Подобные же, отнюдь не комплиментарные письма, упиравшие на то, что я поддерживал контакты с установленными сотрудниками южнокорейских спецслужб без указания их имен и каких-либо конкретных фактов, были получены по просьбе Следственного управления и из Службы внешней разведки, и из Управления контрразведывательных операций Департамента контрразведки ФСБ. СВР копнула даже глубже, отметив, что мой сын находился осенью 1996 г. на двухнедельной стажировке в Сеуле по линии Корейского агентства международного сотрудничества, которое «активно используется южнокорейскими спецслужбами для изучения и разработки объектов из числа иностранцев». Мол, разберитесь с этим, что, собственно, следствие и угрожало сделать.
Что не сообщалось в этих письмах, так это то, что все установленное и известное и ГРУ ГШ, и СВР, и УКРО ДКР ФСБ так и оставалось при них, и они не только не сообщали об этом мидовцам, но и не обменивались сведениями между собой. По поводу одного корейца, который был известен всем в посольстве и с которым я якобы поддерживал тесные отношения, они, например, разошлись во мнении: одни утверждали, что он сотрудник полиции, другие, — что кадровый сотрудник АПНБ. А уж если профессионалы путались, кто есть кто, то как об этом было знать людям, в обязанности которых изучение подобных вопросов не входит?
Умалчивалось в письмах и о том, ставился ли я в известность, что знакомые мне люди установлены как сотрудники спецслужб, осуществлялась ли проверка моих контактов с ними и каковы ее результаты, запрещены и противоправны ли в принципе такие контакты и как их можно избежать в дипломатической деятельности.
Все эти письма были представлены уже после возбуждения уголовного дела, более чем через четыре года после моего возвращения из командировки по просьбе следствия к родственным ведомствам, в официальных функциях которых не значится наблюдение за российскими гражданами за рубежом и предоставление информации на этот счет от имени ведомства. МИД России о моем поведении и образе жизни в Сеуле запрошен не был. Если все было так плохо в моем поведении, то где же эти бдительные ведомства были раньше, почему они не информировали ФСБ своевременно, чтобы воспрепятствовать не только моему служебному росту, но и вообще работе в МИДе? Что же это за бдительность вдогонку?
Не вызывает сомнения, что все эти неподписанные письма с информацией, подкрепленной только многозначительным «имеются сведения», были инспирированы следователями ФСБ, дабы создать фон, который соответствовал их традиционному пониманию вербовочной атмосферы.
