Оттуда же я узнал и о том, что в январе 1993 года между нашими странами было подписано соглашение о сотрудничестве спецслужб.
[21] Кстати, и в ФСБ узнали о его служебной принадлежности только тогда, когда Чо был там представлен. Чекистам не нужно было «разоблачать» шпиона, действовавшего, как написано в приговоре, «под прикрытием официального представителя посольства Республики Кореи в г. Москве». Он сам открыл им все свои карты, которые они скрыли от МИДа. По данным «журналиста», ссылающегося на «сведения хорошо информированного южнокорейского источника», по возвращении на родину после первой командировки в Москву «Чо Сон У получил предложение АПНБ стать кадровым сотрудником разведки и уже в этом качестве повторно вернулся в Россию».
[22]Чо долго не давал о себе знать. Где-то в начале октября он все же позвонил мне на работу, и мы смогли встретиться уже после моего возвращения из Пхеньяна, куда я летал в командировку в качестве сопровождающего А. Н. Панова, спецпосланника президента России. В посольстве, по его словам, Чо Сон У занимался политическими вопросами, главным образом ситуацией на Корейском полуострове через призму развития обстановки в северной его части, т. е. вопросами, на которые так или иначе замыкается вся южнокорейская дипломатия.
Тот факт, что Чо после внешнеторговых проблем стал заниматься политическими, ни удивления, ни вопросов у меня не вызвал. Я тоже два с половиной года в начале 80-х работал в Торгпредстве начальником экономического отдела, а затем, даже не уезжая из Пхеньяна, перешел на работу в посольство.
Квартиру он снял на Фрунзенской набережной. В Москву приехал без жены, продолжавшей свою преподавательскую деятельность, но с дочерью Ын Бель, у которой было также христианское имя Анна. Ее он сразу же устроил на учебу в Центральную музыкальную школу при Московской консерватории по классу виолончели. Стремление дать дочери музыкальное образование именно в Москве в значительной степени стимулировало его вторичный приезд в Россию. Жена должна была подъехать позже, а пока в уходе за ребенком ему помогала свояченица — та, с которой я познакомился в Сеуле. Ни она, ни дочь русского языка, разумеется, не знали, не были они знакомы и с окружающей их обстановкой. Им нужно было помочь адаптироваться, в первую очередь обучить их азам русского.
Поговорив с женой о приезде Чо и нашей встрече, мы пришли к пониманию, что она, будучи филологом по образованию и имея опыт преподавания русского языка корейцам в Пхеньяне, могла бы выступить в качестве учителя и для Ын Бель и ее тетки. Чо эта идея понравилась (предложений на этот счет было достаточно, но все они его не удовлетворяли), и моя жена стала дважды в неделю давать уроки русского языка, проводить экскурсии для кореянок, знакомя их с городом. Так продолжалось примерно полгода.
