Хорошо. Я рада, что не ошиблась в тебе. Ты не сломался на первом испытании. Пережил первую боль, первую рану, обильно посыпанную солью. Тем интереснее будет моя игра… с тобой. В кошки-мышки. Прости, но роль кошки уже занята.
Посмотри, что ты на это скажешь…
Я чувствовал себя снова живым, вновь поверил в возможность счастья, когда призрак ее глаз покинул меня.
Да, а ведь когда-то в начале этой беспробудной депрессии писал что-то. Кажется, начиналось как-то так:
Твои глаза как наваждение,
Они преследуют меня…
Отпуск пролетел. Хочется сказать незаметно, но это будет чистейшей неправдой. Очень многое он дал мне тогда.
Я вернулся в город, к работе, к друзьям. А как бы хотел вернуться к ней. Но не судьба.
А ведь ты и сам не представляешь насколько прав. Да, расслабился ты… А зря. Пора, наверное, простимулировать твою дальнейшую жизнь…
В круговороте дней я даже сначала не мог сказать, сколько дней прошло, когда в очередном выпуске новостей наткнулся на небольшой репортаж.
… произошел взрыв в городе…, по непроверенным пока данным… считается, что он произошел в результате утечки газа…
Мы, люди, живем среди миллиардов фраз, слов, пословиц… Не задумываясь над их значением.
И сам этим же грешу. В первый момент, как услышал сообщение, вообще выпал из реальности. Родители… погибли…
Не верю!
Обзвонил все больницы, знакомых, друзей оставшихся в том городе.
Погибли!
Погибли…
А мысли, странные упорядоченные, и в тоже время бесконечно хаотичные существа.
Они уже стройными рядами шли в сторону, выработки плана дальнейших действий.
Взять отпуск, отгулы, да что угодно, приехать домой. Домой? Место без них уже не дом — так помещение, знакомое, возможно, уютное, но пустое и чуждое теперь. Устроить похороны, разобрать все дела…
И вдруг, в стройном ряду, этих безликих существ, появился бунтарь — мысль, несущая понимание недавно услышанному изречению.
"Смерть тысячи — статистика, смерть одного — трагедия".
Смерть моих родителей — трагедия для меня, и ничего конкретно не значащая статистика, для большинства людей. Да, им жаль, что погибли люди, но жалость их до неприличия абстрактна. Я их не осуждаю.
Опять круговорот дней, забот, хлопот, в котором я пытался найти что-то, что смогло бы согреть мою душу. Не удавалось, но я не cдавался.
Похороны близких — тяжелое испытание.
Погребение.
Панихида.
Все это время я был как во сне. Нудном и тяжком кошмаре, ощущение нереальности происходящего при полном осознании его действительности — сводило с ума. Люди — скорбные лица-маски, ранящее пустое сочувствие. Механические действия, которые я совершал, как ни странно, были верными, то есть нужными в тот момент.
