Строки, написанные кровью | страница 33



Тише, братья!
Братья, тише!
За стеной стучат ключи.
Рукава свои повыше
Засучили палачи.
С рук стекают капли крови,
На посту четвертый блок.
Что ж, давай, насупим брови,
Новый выдержим урок!
Тише, братья!
Братья, тише!
Нет у нас тропы иной.
Ну-ка, головы повыше!
Бить их будем тишиной.

«Мама!»

Мама!

Кто из нас не произносил это нежное и чистое слово? Кто не повторял его в минуты большой радости? Кто не защищался им в детстве? Сколько любви и доброты в слове «мама»! Сколько надежды и утешений!

Он сидел со мной в одной камере. Со сжатым ртом, словно сшитым невидимыми нитками, ни с кем ни слова. Здесь он за взрыв станка на заводе Круппа. Ему грозит теперь отправка в каменоломню.

Его суровое, как море в шторм, лицо с неподвижными, словно приколотыми голубыми глазами наполнено нестираемой злобой и местью. Но таким он не был рожден. Таким его сделали ежедневные пытки гестаповцев. А теперь его кормят соленой рыбой и не дают пить, чтобы он заговорил. Но он молчит. За это — каменоломня, где каждый метр забрызган кровью пленных.

И вот он, русский Геркулес, чтобы на него не покрикивали, не трогали, как других, конвоиры, работает, не разгибая спины. Он кряжистыми руками, как клещами, выворачивает камни, поднимает и кладет на голову и несет к вагонетке, не обращая внимания на стоны и окрики.

Даже сами конвоиры-эсэсовцы удивляются силе и выносливости этого бесфамильного человека.

Товарищ, с которым я везу вагонетку, говорит осторожно:

— Не человек, а сталь! Русский! Мой земляк, мы с ним из одного района.

— А почему он молчит?

— Причина есть. Он очень любил свою мать. Любил ее светлой, как солнце, любовью. Он ушел на фронт, а мать оказалась у немцев в тылу.

Она была учительницей и жила на земле уже шестьдесят лет. Немцы сожгли школу, а ее оставили не у дел.

Он попал в партизанский отряд, находившийся недалеко от родного села.

О его героических подвигах стало известно не только односельчанам. А мать гордилась тем, что не зря вскормила и вырастила сына.

Эшелон за эшелоном летели под откос, обоз за обозом попадали в руки партизан. «Бесфамильный» стал красным бельмом в глазах у фашистов, и они решили с ним разделаться. Поскольку его самого они не могли схватить, то узнав, что он очень любил свою мать, взяли ее в надежде, что сын придет спасать.

И он пришел. Но было уже поздно. Мать висела перед домом на перекладине. Одно лишь слово крикнул он тогда и оно прозвенело во всех уголках, где пиратствовали фашисты. Оно прогремело клятвой отмщения. Слово это было: «Мама»!