— Бородушка, секрет!
— Какой там секрет.
— Настоящий, иди.
Когда Бородушка вошел, Колюнчик показал глазами на фанерку.
— Смотри!
— Ну и что?
— Как что? Мы с тобой на ней будем рисовать. В печурке от зимы остались угольки. Сила! — в голосе Колюнчика чувствовалась такая радость, будто к нему пришло освобождение.
— Ну, нарисуем с этой стороны, с другой.
— И все, — сказал Бородушка, вертя фанерку в руках.
— Как все наглядятся, — доказывал Колюнчик, — мы сотрем и новое нарисуем. И так всегда.
— А может быть, одно нарисуем и навсегда, — предложил Бородушка.
— А что?
— Ленина.
Колюнчик прищурил свои небольшие с хитринкой глаза и подумал: «Почему не я это предложил, а он», а потом сказал:
— Во весь рост нарисуем, с протянутой вперед рукой!
Колюнчик выбежал во двор и через несколько минут принес кусок красного кирпича. Он стал колодкой разбивать отсыревший кирпич и бережно собирать красную пыль. Затем мокрым углом шинели яростно начал тереть фанерку. Целый день ушел на это занятие.
На другой день друзья аккуратно подрезали края и углы фанерки, зачистили их, чтоб нигде не торчало ни одной занозочки. Оттертая и просушенная на солнце фанерка лежала под соломенной подушкой Колюнчика, ожидая своего часа. После того как найдена была фанерка, рисунков на песке никто не видел.
У художников появилась новая серьезная работа. Как только после вечерней поверки погас в камере свет, они зажгли фитилек, замаскировали его и сели с фанеркой и заточенными угольками на пол у стола. Первую черточку провел Бородушка. Колюнчик сидел сбоку и наблюдал. Не так-то просто нарисовать Ильича, тем более если ты никогда за такую работу не брался.
Три вечера Бородушка мучился над мудрыми, в прищур, глазами Ленина. Когда голова Ильича была нарисована, фанерку оставлять в камере на день стало опасно. И Саша Рыжий, по просьбе Колюнчика, выпилил между досок пола в самом темном углу у дверей щель. Перед утренней поверкой Бородушка опускал туда до вечера портрет. С обратной стороны фанерки был нарисован дуб, — это на всякий случай, если охранник неслышно откроет ночью дверь и войдет в камеру. Перевернул рисунок с дубом наружу — и смотрите, поглядывайте на его упругие ветви.
Вечером за закрытыми дверями Ильич стоял на столе с протянутой вперед рукой. А утром он уходил в подполье.
О портрете Ленина узнали во всех камерах, но посмотреть никто не мог. Однажды все же пришлось уговорить художников показать Ильича всем, кто будет входить в камеру.
