— Но что трудно, что?
— Ну, мало ли… Например, долго не будет писем…
Больше ты не объяснил ничего, и мама сказала:
— Будь спокоен, родной.
Материнская мудрость. Какой малостью слов обходится она даже тогда, когда надо сделать так много.
О том разговоре я узнаю позже, когда уже ничем не смогу помочь. А так нужна, так необходима была тебе моя, мужская помощь! И как же я кляну себя за то, что сам ушел от очень важного, наверно, для тебя разговора на другой день.
Мы приехали на вокзал заблаговременно взять билет. Когда вылезали из нашего редакционного газика, я высказал тебе просьбу: сразу, мол, из части напиши, как только приедешь, чтобы поменьше волновалась мама.
— Ну конечно, — ответил ты. И вдруг, с непривычной, какой-то вроде виноватой улыбкой глянув мне в лицо, сказал: — А если придет… похоронная?
Так уж устроены человеческие нервы — обжигаясь, мы тут же, без раздумий, отдергиваем руку.
— Дурень ты, Сашка, вот что! Типун тебе на язык!
Ты рассмеялся:
— Ну, ну, я пошутил.
Шофер наш Валерий только головой покачал:
— Ничего себе шутник ты…
И все погасло. Кто ж лучше меня знает твою способность шутить по любому поводу, порой даже не задумываясь — уместна ли шутка.
Ты понимаешь, сын, почему теперь я кляну себя? Мы же никогда не вернемся к той минуте, к тем твоим словам. Я примериваю к ним то одно, то другое — все, кроме обреченности: ее не могло быть у тебя, ты ж у меня неисправимый оптимист и философ… Нет, она не из твоего «словаря». А что, если то был вызов на откровенный мужской разговор, вызов не очень умелый, но вполне тебе свойственный — через шутку. Что, если тот разговор был для тебя бесконечно важен? Да так, верно, оно и было, а я… Страшное чувство: я живу, а то, что должен был сделать для сына, уже никогда не сделаю.
Не знаю, что может быть тяжелее, чем эта вот невозвратимость несделанного…
Маме я тогда ничего не сказал о твоей «шутке».
Билет мы получили быстро и вернулись домой, чтобы не спеша, заранее начать сборы к поезду.
Но ты спешишь: в семнадцать ноль-ноль у воинской кассы назначена твоя встреча с Татьянкой, опоздать нельзя ни на минуту. Это уже новое в тебе — армейская привычка к точности.
С лестницы ты сбежишь первым. А к месту встречи успеешь секунда в секунду, и от этого настроение у тебя станет великолепным. Вы долго гуляете с Татьянкой по вокзалу. Мы слышим, как звонко ты хохочешь и как она, уже устав, должно быть, смеяться, уговаривает:
— Ну Сашка! Ну хватит же!..
