...А до смерти целая жизнь | страница 51



Впрочем, не пугайтесь, дядя шутит…»


Пускай «дядя шутит»… Чем больше улыбки в письмах сына, тем светлей дома, тем спокойнее маме, для которой даже пустяковая тучка в синеве всегда подсвечена с краешка отблеском тревоги. Потому и праздничная ее открытка полна будет самых светлых надежд:


«Родной мой! Сегодня День Прбеды! Поздравляю тебя с ним. Желаю тебе и твоим товарищам мирной, счастливой, красивой и чистой жизни, за которую отдали когда-то свои жизни такие же молодые солдаты. Низкий поклон им и вечная память! А вам, мои родные, — долгой и счастливой жизни! К моим пожеланиям и поздравлениям присоединяются папа и Лина.

Целуем тебя, Сашенька! Твоя мама».


«27 мая.

Здравствуйте, дорогие… Сегодня вернулся в часть, буду жить пока здесь, а значит, и писать вам регулярно. Спасибо вам за посылку и поздравление к 26-му. Мама, ты напрасно сетуешь на то, что мало-де послала и все такое прочее. Не беспокойся об этом, пожалуйста. Повторяю, «мне не рыба важна», как Райкин говорит. Так что вот…

В остальном все по-прежнему, исключая то, что сегодня бросил курить. Надо ж было чем-то отметить день рождения. Вот я и отметил. Раз десять уже бросал — не выходило. А теперь бросил и написал вам, чтобы вы знали, вернее, чтобы я знал, что если не сдержусь, то крепко вас (извините) надую. Пусть хоть это будет для меня уздечкой, те-се-зеть.

Вот — все. От Гоши сегодня поздравительную телеграмму получил. Балует меня братаня…

Крепко вас целую. Ваш Саша».


В этот день тебе исполнилось двадцать лет.

Двадцать. В роте ты получил от товарищей подарки: большой синий альбом для фотографий и записную книжку-памятку. «Александру от сослуживцев» — лаконично и до предела торжественно.

…И сейчас я на память повторяю летучие строки, которые позже, может на ходу даже, ты запишешь в эту дареную книжечку: «Восход солнца в тумане над дорогой. В оранжевом диске, как в окне, проплывают силуэты машин, людей…»

Подмеченная тобой красота, пройти мимо которой не смог.

Но только ли красота?

Потом, потом… Я вернусь к этому позже. А сейчас:


«12–13 июня.

Я, выражаясь попросту, совсем оскотинился. За две недели не мог вам ничего царапнуть. Но не спешите с выводами и не ругайте меня очень-то. В том все дело, что закрутился как белка в колесе. В автомобильном. Дня не проходит, чтобы не ездил куда-нибудь на нашей передвижной электротехнической лаборатории. От зари до зари, как говорится. Приедешь с работы, упадешь в постель, и не до писем тут… Два месяца никому не пишу, кроме как вам. Только не думайте, что такая работа интенсивная мне в тягость. Напротив, так даже легче. Бездельничать — трудней.