...А до смерти целая жизнь | страница 22



Понимаешь, я хочу понять все.


ПИСЬМО ЧЕТВЕРТОЕ

Эту общую тетрадь в светло-коричневом дерматиновом переплете я привезу домой в твоем чемодане, куда товарищи с трогательной бережностью соберут все: письма, тетради, книги…

Тетрадь эта заполнена на одну четверть. Получится так, что я стану листать ее назад — к началу — и просто не смогу не прочесть твоего спора-диалога с Иммануилом Кантом.


«…Теперь начнем «кантовать» новое понятие — долг.

То же деление:

1) из чувства долга;

2) сообразно с долгом.

Абзац на стр. 232–233 о корыстном, притом честном купце…

Затем — «песнь песней» индивидуализма: «сохранять свою жизнь есть долг».

Позвольте заметить, не всегда, дабы не удариться в идеализм.

Трусы «оберегают свою жизнь сообразно с долгом, но не из чувства долга».

Об этом не может быть и речи, т. к. нельзя возводить в абсолют сохранение жизни как долг.

Но вот вторая часть этого абзаца (стр. 233) достойна внимания.

Все дело в великодушии очень малодушного индивида.

Следующий абзац (233): филантропия не имеет никакой нравственной ценности, как бы она ни была сообразна с долгом. Это верно, пожалуй, и здесь я на стороне Канта. Очень верно: настроение такого человеколюбца (234). Чужая беда ему «до лампочки», когда он сам в беде. Очень, очень правильно.

Замечательно! «…Именно с благотворения не по склонности, а из чувства долга и начинается моральная и вне сравнения высшая ценность характера».


Строки эти, записанные тобою уже в пору солдатской службы, открывают мне драгоценное: именно теперь настойчиво влечет тебя разум постигнуть философский смысл древнейших — от земного рождения человека — понятий. Долг… Очертания его не раз проступят потом сквозь строки твоих писем Татьянке.

Так, листая записи — от последней, — дохожу я до начальных страниц. Они напрочно «опечатаны» бумажной оклейкой. Прежде чем вскрыть, на самой первой страничке читаю беглые строчки:

«Властвуй над своими иллюзиями и будешь мужчиной.

И. Кант»

«Предполагай худшее и никогда не будешь разочарован…»

«Дубина номер один…» — и твоя подпись — крупно — под этим изречением в свой адрес. И дата: 8.7.1965.

Тут же Есенин:

«…В грозы, в бури, в житейскую стынь,
В дни тяжелых утрат и когда тебе грустно
Казаться улыбчивым и простым —
Самое высшее в мире искусство».

И последняя запись на этой, самой первой, страничке: «Дай бог объяснить то, что есть, а не то, что будет». Под этим пометка в скобках: «(история словами Ворончихина)».

Перечитав этот своеобразный венок из эпиграфов, я распечатаю заклеенные тобой страницы.